Души. Александр Титов

ближе к ужину. Солнце яркими лучами прорывалось между занавесками. Лучи отражались от зеркала, полированной мебели. Крошечными фотонами прокладывали кривые дорожки. Как в том фильме с загадкой в гробнице. Комната нагрелась и напоминала баню. Горячий влажный воздух мешал дышать. Мокрая от пота простыня прилипала к телу. Скорее спасаться. Слишком мерзкое ощущение. И голова гудела. Обещала вот-вот треснуть пополам.

      Катя стояла возле двери. Смотрела на меня с немым осуждением. Как обычно.

      – И тебе доброе утро. – пробубнил я. – Может ты скажешь, что я опять бросил пистолет с вещами посреди кухни? Ну и что? Аня девочка умная. К нему не прикоснётся. Или тебе не нравится, что вернулся под утро? Об этом мы говорили. Лицензия не может ждать. Зато теперь двое суток выходные. Разве плохо? – я достал из шкафа потрёпанный спортивный костюм. Он со временем идеально принял формы моего тела и не сковывал даже самого широкого движения. За это я прощал ему и растянутые коленки и потёртости, и давно полинявший узор турецкого огурца. – А вообще ты могла бы меня и пожалеть. Моя ласточка скончалась. Да-да. Представляешь? Этот «ржавый таз с гайками, которому место на свалке», как ты его называла, теперь больше никогда не заведётся. Смеёшься? Ну конечно. Тебе смешно. А я, может быть, кусочек своей души потерял. Да что ты понимаешь. – я собрал всё мокрое бельё в комок, сунул подмышку костюм, и пошёл в ванну. – Ладно, не обижайся. Ты занимаешь там гораздо больше места.

      Дверь я закрыл плотно. Чтобы жар не прокрался в квартиру. С кухни шёл аппетитный, теплый запах. Дочка варила суп. Она любила готовку. Особенно любила на праздники сочинить меню, занять всё конфорки и крутиться в чаду. Перемешивая, добавляя приправ. Получалось не всё, но она старалась. Помню, как лет восемь назад осваивала яичницу. Не просто какую-нибудь. Настоящую глазунью. Так и говорила: «Это тебе не гадость пережаренная. Это настоящая глазунья.» Она тогда перевела десятка три яиц, чтобы понять как правильно. И желток должен остаться жёлтым, нежным, и белок схватиться, но не задервенеть, и поджарка снизу только цветом, но никак не коркой. Но самое главное – она долго не могла понять, почему появляются белые пятнышки. И вот, когда я потерял надежду съесть хоть какую-нибудь яичницу, она внесла на подносе свой первый кулинарный шедевр. Её улыбка ещё никогда не излучала столько счастья. Худенькие маленькие ручки едва удерживали поднос и всё, что на нём стояло. Но она гордо прошла по комнате, поставила на стол две тарелки и два стакана апельсинового сока. Позвала маму, пригласила меня. Родители любят хвалить детей за всякие мелочи. Иногда совершенно зря и незаслуженно, из снисхождения. Но та яичница… я до сих пор помню, как она была вкусна.

      – Пап, ты чего не поел когда пришёл? – строго спросила Аня. Она услышала, как я пробираюсь к ванной. – Я же оставила в холодильнике две тарелки. Всё, как ты любишь. Картошка, ребрышки, аджика.

      – Я… микроволновка сломалась наверное. Надо будет