Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны. Алина Знаменская

шею. Оттуда боязливо и недоверчиво ребенок посматривал на Асю.

      – Это его баба Ганна научила, – немного виновато объяснил Алексей. – По-своему.

      – Не узнал! – ахнула Ася. – Он меня не помнит!

      – Да нет же, Асенька! Просто, пока ты болела, мы его к тебе не подпускали. Он привыкнет. Правда, Юлик?

      И Вознесенский поднял мальчика высоко, затормошил. Мальчик заливисто засмеялся.

      – У них тут совсем нет бань, можешь себе представить? – говорил Алексей, растапливая летнюю печку, устроенную прямо посреди двора. – Так я у бабы Ганны в сараюшке устроил помывочную. Хочешь взглянуть?

      Вознесенский таскал ее по двору, все показывая, и она вместе с ним удивлялась, ахала и охала, пробовала абрикосы и крупные семечки подсолнечника. Вечером Вознесенский устроил баню – долго мылся в сараюшке сам, а потом, подхватив на руки, отнес туда Асю.

      – Надеюсь, что сумею справиться сама, – сказала она, видя, что Вознесенский отнюдь не собирается уходить, а, притащив ведро с водой, намыливает пеньковую мочалку.

      – Думаю, что какое-то время ты все же без меня не обойдешься. Подними руки.

      Он легко стащил с нее ставшую неимоверно широкой рубашку, обнажив худые плечи и лопатки, полил из ковша и стал неторопливо тщательно намыливать. Он поворачивал ее, поливал водой, вновь намыливал, смывал. Наконец, завернув в полотняную простыню, поставил на лавку.

      – Почему ты на меня так смотришь?

      – Давно не видела.

      – И все же?

      – Сын меня не узнал. Муж крутит как неодушевленный предмет. Мне грустно…

      – Вон оно что…

      Вознесенский приблизил лицо, потерся щекой о ее щеку. Потом подхватил на руки, вынес из банного закутка. Они оказались в сенном сарае, где в углу, в своем загоне, стояла коза. Вознесенский огляделся и… уложил свой сверток на ворох душистой травы.

      – Что ты собираешься делать, Вознесенский?

      – Комиссар Вознесенский собирается доказать своей жене, что она для него не бездушный предмет!

      – Я пошутила! – поспешно заверила Ася, завернутая как кокон, не чувствуя никакого расположения к тому, на что намекал Алексей. – А ты разве комиссар? Это новая должность?

      – Вот именно, – говорил он, разматывая простыню, – не отвлекай меня на посторонние разговоры.

      Они обнимались, а коза неодобрительно смотрела на них из своего угла. Его руки были сильными и уверенными, и под их настойчивыми прикосновениями Ася начинала ощущать себя иначе. Она оживала, она томилась, она хотела большего. Она обхватила его руками, а затем и ногами. Они оба зарылись в сено. Оно было душистым, мягким, немного колючим, запах пьянил.

      – Теперь тебе не грустно?

      – Уже не грустно, но еще не весело…

      – Ах так? Ну, держись…

      Когда они наконец выбрались из сарая, стояла тихая южная ночь. Звезды висели низко, мерцали и переливались. Белые хатки отбрасывали синие тени. Спелой дыней покоилась средь веток луна. И стояла такая тишь, что звенело в ушах.

      Они стояли под абрикосовым деревом, завернутые в одну простыню.

      – Знаешь, –