Соотношение сил. Полина Дашкова

шептала что-то в ритме шагов, Илья прислушался и разобрал слова:

      Вот вам яма вместо храма,

      ну-ка, дружно славьте хама,

      жуйте ложь, месите грязь,

      славьте хама, не стыдясь.

      Маша охнула, испуганно взглянула на Илью.

      – Оно само сложилось, только что, сию минуту, вырвалось нечаянно, я не виновата.

      * * *

      Вера Игнатьевна Акимова проснулась в десять вечера. После суточного дежурства она возвращалась рано утром, за первую половину дня успевала кое-что сделать по дому, часам к четырем глаза слипались, все валилось из рук, она ложилась, обещала себе, что подремлет совсем недолго, заводила будильник, но, когда он звенел, выключала его на ощупь, не открывая глаз, и спала дальше.

      Накинув халат, Вера Игнатьевна заглянула в смежную комнату, там горела настольная лампа, сын, сгорбившись, сидел за столом. Перед ним лежала открытая тетрадь, несколько книг. В круге света было видно, что тетрадь исписана длинными формулами. Четырнадцатилетний Вася в последнее время увлекся физикой, собирал приборы из лампочек, проводков, вязальных спиц и консервных банок, пропадал в кружке «Юный физик», в библиотеке, приносил домой журналы и книги, в которых было формул больше, чем слов, сидел над ними до глубокой ночи.

      Вера Игнатьевна подошла к сыну, шлепнула по спине:

      – Не горбись. Маша звонила?

      – Мг-м.

      Спину он выпрямил, но не обернулся, стал быстро писать что-то в тетради.

      – Как она выступила?

      – Нормально.

      – Ты с ней говорил или папа? Кстати, где он?

      Обычно, когда Вася углублялся в свою физику, Вера Игнатьевна старалась не беспокоить его, ограничивалась одним-двумя вопросами, и короткое мычание в ответ ее не обижало. Но сегодня был вовсе не обычный вечер. Маша, старшая дочь, танцевала в Кремле на банкете перед Сталиным, и Вера Игнатьевна считала, что ради этого можно отвлечься от формул на пару минут.

      Вася так не считал, он ответил только на последний вопрос:

      – Папа у Карла Рихардовича, – послюнявил чернильный карандаш и продолжил писать.

      Вера Игнатьевна хотела сказать ему: «Вася, так нельзя, твоя сестра танцевала перед Сталиным в день его рождения, а тебе все равно, тебя совершенно ничего не волнует, кроме приборов и формул, ты становишься холодным эгоистом». Но она решила, что скажет это в другой раз, и, завязав потуже поясок халата, сунув ноги в тапочки, отправилась через коридор, в комнату соседа.

      – Ну что, Петя, как? Ты говорил с ней? – спросила она, едва переступив порог, и, спохватившись, добавила: – Добрый вечер, Карл Рихардович.

      Муж и сосед сидели за маленьким журнальным столом и, судя по выражению их лиц, были настолько увлечены беседой, что не поняли ее вопроса.

      – Вера Игнатьевна, заходите, присаживайтесь. Налить вам чаю? – любезно предложил сосед.

      – Веруша, ты проснулась. – Муж растянул губы в дурацкой улыбке.

      – Нет, Петя, я еще сплю. – Вера Игнатьевна нахмурилась.

      – Я все-таки налью вам чаю, – сказал сосед.

      – Спасибо, не нужно, я на минуту, я только хочу узнать: