Соотношение сил. Полина Дашкова

этом Илье только вчера вечером, шепотом, в ванной, при включенной воде.

      – Одну ногу ему ампутировали, вторую удалось спасти. Агриппина хлопочет, чтобы после выписки оставить его в Ленинграде, устроить в Кировский, в реквизитные мастерские. Знаешь, там, в госпитале, почти все обмороженные. После ампутаций москвичей и ленинградцев высылают подальше, ну, чтобы не портили своим видом красоту главных советских городов. Говорят, специальный приказ Ворошилова…

      Ночью в ванной Илья слушал ее и не задавал вопросов. Он знал, что такой приказ действительно есть.

      Утром он сказал ей:

      – У тебя сегодня день очень ответственный. Будь, пожалуйста, внимательной, разумной и осторожной. Ничего не бойся, ни о чем постороннем не думай.

      Очень ответственный день кончился. Маша, усталая, слабенькая, опять стала думать о постороннем.

      – Как ему жить без ноги? Что с ним будет?

      – Может, денег ему послать?

      – Это само собой. – Она кивнула. – Я собрала для него семьсот рублей, зарплату свою и кое-что от концертов, хотела съездить в Ленинград, навестить…

      – Съездить в Ленинград? – удивленно переспросил Илья. – Ты ничего не говорила.

      – Да, меня все равно не отпустили, тут еще этот юбилей…

      – Передала бы деньги Агриппине.

      – Она не взяла. Сказала, чтобы я сама к нему съездила, навестила. Господи, ведь его практически убили…

      – Перестань! Он жив, голова и руки целы, привыкнет к протезу, освоит какую-нибудь новую профессию, и ты его обязательно навестишь. Ну, что же делать? Война…

      – Война? Они там даже не успевают воевать, рвутся на минах и замерзают. Обмундирование летнее, на ногах кирза, на головах буденновки, при сорока градусах мороза. Зачем? Кому это понадобилось? Ну, скажи, финны напали на нас?

      – Ты неправильно ставишь вопрос. На Карельском перешейке граница проходит слишком близко от Ленинграда, для безопасности ее нужно отодвинуть.

      – Ты мне будешь «Правду» цитировать? Политинформацию решил провести? – Маша подкинула носком сапога ком снега. – Не надо, не трудись, про границу я уже наизусть знаю, и про то, что белофинская военщина развязала против нас агрессию, а финские трудящиеся бедняки с нетерпением ждут доблестную Красную армию, чтобы освободила их от гнета помещиков-капиталистов.

      – Это не совсем так…

      – А как?

      – Ну, видишь ли, на самом деле границу от Ленинграда лучше отодвинуть, для безопасности…

      – И поэтому финны на нас напали? – она резко остановилась, взяла его за плечи и слегка потрясла. – Илюша, тебя от вранья не тошнит?

      – Будешь меня трясти, затошнит от качки. – Он поправил ее сбившийся платок. – Это не вранье, Манечка, это называется генеральная линия партии.

      – Хорошая линия, правильная, посылать мальчишек необученных в летнем обмундировании в сорокаградусный мороз на минные поля. – Маша развернулась и быстро пошла вперед.

      Илья догнал ее, пошел рядом, заговорил мягко, тихо:

      – Я много раз объяснял: обсуждать такие вещи