Любовь от начала до конца. Юрий Ищенко

прижмёт. И всякий раз, подходя к церкви или выходя из неё, испытывал неловкость. Я знал, что нужно креститься, но креститься при посторонних стеснялся. Вот и сейчас, выйдя из дверей храма и приостановившись на паперти, замялся. Мимо шли две женщины и о чём-то оживлённо разговаривали. Я замер. Потом вспомнил, как я сам наблюдал людей, которые крестятся. Никакого удивления или недоумения они у меня не вызывали. Повернулся лицом к церкви и неуклюже перекрестился.

      Женщины прошли мимо, не обратив на меня внимания.

      Глава шестая

      Испытание жизнью

      Дома меня ждало сообщение от Людмилы:

      «Рома, отзовись! Я хочу поговорить с тобой».

      Я отозвался.

      Казалось, я уже всё про тебя знаю. Мы давно переписывались с Людой, и на все вопросы я получил ответы. В этот день я понял, что знаю о тебе очень мало. Я бы, наверное, так ничего и не узнал. Но Люда мне рассказала. Не думаю, что она этого хотела. Так получилось.

      В тот день Людмила ездила к тебе. Написала, что ты очень подавлена. В телефонном разговоре с мамой ты вдруг попросила похоронить тебя возле дедушки и бабушки, и чтобы там же похоронили Игоря. Мама в слёзы, давай звонить Людмиле: что это Тоня об этом заговорила? Ей так плохо? Люда бросилась к тебе. Весь вечер разговаривала с тобой, пытаясь успокоить, но разговор всё равно получился грустным. Ты сказала Людмиле, что у тебя такое состояние, будто из тебя высосали всю радость жизни. Что всё бесполезно. Ты ничего не хочешь, и пусть все оставят тебя в покое.

      Ну, ничего не получается!

      Не получилось с фистулой на руке. Не получилось с искусственным сосудом. Пока кровь для очистки берут через временный катетер. Он рассчитан на месяц, но у тебя стоит уже четыре месяца, и менять его не собираются. С этим катетером нельзя мыться и всё, что ты можешь себе позволить, это обтираться мокрой тряпочкой.

      У тебя нет сил, и врачи не могут объяснить, в чём дело. В организме скапливается лишняя вода и доктора постоянно твердят, что надо меньше пить. А ты и так считаешь каждый глоток. Начала болеть пятка прооперированной ноги и тебе больно становиться на неё. Ты проголодалась, но не смогла дойти до холодильника и расплакалась.

      «Пока я сидела у неё, успокаивала, пока ехала домой, я бодрилась, – писала Людмила. – Но только закрыла за собой дверь – и разрыдалась. Что делать? Как ей помочь?».

      Чуть ли не через слово Люда вставляла грустные жёлтые рожицы, из глаз которых катились слёзы…

      Я вспомнил мучивший тебя вопрос и в бессильном отчаянии написал Люде:

      «За что же Тоне это наказание?».

      И вот здесь, наверное, Людмила не выдержала.

      Люда: «У Тони всегда была возможность вести другую жизнь. Но она выбрала эту жизнь, а вместе с ней выбрала и свою болезнь. И мы ей в этом помогли».

      Я: «Ты хочешь сказать, Тоня сама себя наказала?».

      Люда: «Ром, ты даже представить себе не можешь, как Тоня жила все эти годы!».

      Так я узнал то, что мне не полагалось знать.

      Я узнал твою историю. Узнал её такой, какой её знали только