Девушка из его прошлого. Трейси Гарвис-Грейвс

забралась в пикап и тыльной стороной ладони вытерла слезы. Джонатан стоял у двери и терпеливо ждал.

      – Я не могу туда вернуться.

      – Почему нет?

      – Ты иди. Я подожду здесь.

      – Анника, ничего страшного не случилось.

      – Пожалуйста, не заставляй меня туда идти, – взмолилась я.

      Он положил ладони на мои ноги, и его прикосновение успокоило меня. Я почувствовала себя защищенной, словно он никогда не позволит, чтобы со мной случилось что-то плохое.

      – Останься здесь. Запри дверь, и я вернусь через пару минут.

      Он закрыл дверь, и я нажала на кнопку замка, а он вернулся в закусочную. Через стекло я наблюдала, как он разговаривает с нашей командой, а затем направляется к стойке. Через пять минут он вернулся к пикапу с белым бумажным пакетом в руках.

      – Я сказал им, что ты устала и что соревнование основательно выбило тебя из колеи, поэтому мы решили вернуться. Они все понимают. Просили, чтобы я еще раз тебе передал, как здорово ты сегодня справилась. У меня есть сэндвичи и пироги. Ты любишь пироги?

      У меня больше не осталось сомнений в том, что Джонатан за человек.

      – Обожаю пироги.

      – Сэндвичи с ветчиной. Пироги с яблоком. – Он протянул мне завернутый в фольгу сэндвич и пенопластовый контейнер с пирогом, а также вилку и салфетку.

      Именно так сделала бы Дженис, и я спросила себя, всегда ли мне будет нужен кто-то, кто заботился бы обо мне.

      – Спасибо.

      Я никогда не была намеренно невежливой, но часто забывала сказать «спасибо», и мне было бы очень неловко, если бы я вспомнила об этом только после того, как он высадил меня у общежития.

      Джонатан развернул сэндвич и откусил кусочек.

      – По тебе не скажешь, что ты из тех, кто красит ногти на ногах ярко-розовым лаком.

      – Это сделала Дженис. Она сказала, что если я так настаиваю на том, чтобы ходить босиком, то самое меньшее, что я могу сделать, – это сделать мои ноги красивее, чтобы люди на них смотрели.

      Я положила в рот немного пирога, потому что, если представлялась такая возможность, всегда начинала с десерта. Я была так голодна, что заставляла себя делать паузы между кусками.

      – Не люблю обувь.

      Джонатан коротко рассмеялся, но это прозвучало по-доброму.

      – Да, я так и понял.

      – Она меня ограничивает, и я не могу пошевелить пальцами ног.

      – А что ты делаешь зимой?

      – Страдаю в сапогах.

      – Ты, похоже, в игры не играешь?

      Я откусила еще кусочек пирога.

      – Шахматы – единственная игра, в которую я умею играть.

      Расправившись с едой, мы молча поехали по темному шоссе, и к тому времени, как мы добрались до Урбана, ко мне вернулась та толика спокойствия, какая для меня вообще возможна вне стен моей квартиры. Джонатан остановился перед моим домом и заглушил мотор. Я открыла дверцу и вылезла, не попрощавшись, сосредоточившись только на том, чтобы достичь безопасности и комфорта моей спальни, где я планировала