Я спас СССР. Том III. Алексей Вязовский

и все об этом знают, – отвечает генерал, приступая к салату. – Так тренируется дисциплина. Наболтал лишнего…

      – …отправляйся проверять прописку у белых медведей, – смеюсь я, начиная с борща.

      – Вроде того. У нас тут, правда, шумоподавление стоит. – Мезенцев кивнул на потолок.

      В генеральской зоне действительно над столиками висели слегка гудящие широкие лампы, похожие на вытяжки.

      – Так что давай говори, что у тебя.

      Я рассказываю про Москвина, а Мезенцев, поглощая салат, внимательно слушает.

      – Это даже любопытно будет поиграть, – резюмирует он. – Кто-то под меня роет, да еще так топорно. Проверяют реакцию. Пока повременим давать по ушам, повстречайся с этим лейтенантом.

      – А что ему говорить? – Я отставляю пустую тарелку из-под первого и принимаюсь за оливье.

      – Что я тебе скажу. Подкинем им пару «уток», посмотрим, где, в ЦК или – бери выше – в Политбюро, это всплывет. Вот не верю я, что все это личная инициатива Москвина…

      Мда… А теперь деваться некуда – Марине я пообещал прилюдно решить вопрос.

      Кратко пересказываю ему вчерашний разговор о письмах в защиту Бродского. Вношу свое предложение освободить его по-тихому и передать на поруки Союзу писателей.

      – Федина беру на себя.

      – Если бы ты знал, Леша, как не хочется лезть во все это… – Мезенцев тяжело вздыхает, пьет, морщась, компот. Потом все-таки берет письмо в руки, быстро проглядывает.

      – Но ведь надо, никуда не денешься, – дожимаю я генерала.

      – Надо. Но ты же не дурак, должен понимать, что сталинские репрессии интеллигенция все равно советской власти никогда не простит. По крайней мере – не это ее поколение. Потому что чисто по-человечески невозможно простить те несправедливость, унижения и бесцельную смерть своих близких.

      – Но не одни же они пострадали от репрессий? И военным досталось, и крестьянам.

      – Военных потом война выкосила, а родственники репрессированного комсостава, считай, та же интеллигенция. У крестьян же нет реальной возможности отомстить власти. А у интеллигенции есть, и желание поквитаться с властью никуда не пропало. Самым ядовитым источником конфликта является обида и уязвленное достоинство человека.

      Некоторое время мы молча едим. Потом Мезенцев продолжает:

      – Но если этих товарищей вовремя не нейтрализовать, они ведь так нам всю страну развалят, и никакие реформы ее не спасут. Можно сколько угодно проводить спецопераций за рубежом, а эти все равно будут раскачивать лодку и гадить исподтишка. Помнишь, как Ленин презрительно отзывался об интеллигенции? Вот то-то…

      Мы доедаем второе, допиваем компот.

      – Ты же в курсе, что Ильичев с Сусловым постоянно стравливают Хрущева с поэтами и писателями? Причем оба уцелели в недавней чистке. Один в ЦК, другой в Политбюро сидит, интриги строят.

      – А зачем они стравливали?

      – Ну у этих задача такая была – расчистить дорогу для Брежнева. Хрущев плохой, самодур. А Брежнев хороший – при нем, мол, все