Время любить. Иван Егоров

а когда вернулся, на Вере женился. Она тогда только школу закончила. Бантики, фартучек белый, чёрные косы, как вспомню до сих пор колом встаёт.

      – А я думал Борисыч, что у тебя теперь только с Виагрой поднимается! – усмехнулся я.

      – Верка у меня огонь-баба, она из камня искру высечет, с пол-оборота заводит.

      – А потом, что было? – спросил Губанов.

      – Вань, я думал, что ты умней, чем кажешься, – говорю я. – Обрюхатил он свою Верку в белом фартучке и понеслась… В общем, повесил на гвоздь свою бас-гитару наш Маккартни!

      – Жизнь, мои юные друзья – это как большой вокзал. Поезда туда-сюда. Главное, ребята, сесть в нужный поезд и тогда всё у вас по жизни будет хорошо. Понимаете, главное выбрать нужное направление.

      – А как узнать в каком направлении нужно двигаться? – спросил Губанов, который сегодня был на удивление разговорчив.

      – Это, Ваня, узнать наверняка невозможно, такие вещи каждый должен решать сам.

      – Ага и кто у тебя будет в поезде – проводник или проводница, – сказал Серый. – Но тебе, Ваня, я думаю, лучше всего пригодился бы именно проводник.

      – Послушай, Борисыч, в чём суть твоей очередной басни? – спросил я.

      – Да нет тут никакой сути. Сидит этот старый хрен и пургу нам прогоняет, как всегда! – взорвался Серёга.

      – Мораль простая, Андрюша – не промотай свою жизнь по мелочам, чтобы не жалеть потом, когда ёбнет тебя инсульт лет в сорок, и будешь ты лежать, мычать, под себя ходить. Сейчас лучше задуматься, если ли есть что-то, чтобы ты хотел изменить в своей жизни – меняй. Всё, босота, шабаш! Ваших нет – пятифон мой. Хорош языком чесать, давай за работу, – со смехом и хитром прищуром, сказал Градов.

      – Опять, чертяга, зубы нам заговорить сумел, – с досадой кинул карты на стол Серёга.

      – Учись молодёжь – пока я жив!

      – Борисыч, а как же перекур после игры? –спросил я.

      – Никаких перекуров лодыри, ну-ка марш работать!

      3

      Хреново, когда заканчивается курево. Особенно если ты уже зарядил в себя четыре пива, а на улице полощет почти осенний дождь. Однако, вариантов не так много, их вообще практически нет. Накинув всепогодную ветровку, я вышел в прокуренную затхлость подъезда. Внизу, на лестничной площадке раздавалась ругань, парочка подростков громко выясняла отношения.

      – Да ладно тебе, чо как целка ломаешься? Давай здесь по бырому, падик глухой.

      – Ты дебил что ли? Я живу в этом подъезде.

      – Ну и хули?!

      – Руки убрал от меня урод, кто тебе вообще сказал, что я дам тебе?

      – Нихера себе, сначала обозначаешься, как шалава, а потом заднюю включаешь? Типа, девочку недотрогу из себя строишь!

      Двери лифта распахнулись. В кабине широко ощерившись, свесив розовый язык набок, сидела огромная немецкая овчарка, совершенно одна! Как она там оказалась, чёрт её собачий знает!? Псина удивлённо на меня уставилась, мол, парень, ты ехать-то собираешься или как? Двери захлопнулись, и я решил спуститься по лестнице, так, по крайней мере было вернее.

      Уже почти пройдя