Аты-баты, шли солдаты. Борис Васильев

тебя, Константин. Да. На учебу. Потом в большие начальники выйдешь. Так ты, это, ты о солдате не забывай. Начальник, он солдатами держится, каких бы званьев ни достиг. А солдаты – тобой. Нету у них никого, окромя начальников. Никого нету. И пожаловаться некому.

      Помолчал, выпил боржоми и, шаркая ногами, вышел. И все молчали. Полковник встал.

      – За отцов, – негромко сказал он. – Павших и еще живых.

      Все встали, стараясь поменьше шуметь. Выпили.

      – Когда ты, капитан, на отцовской могиле в последний раз был? – не глядя, спросил полковник, аккуратно поставив рюмку.

      – Так я ведь, в сущности, и не знал, где эта могила. Впервые из открытки выяснил. Теперь надо будет как-нибудь съездить. В отпуск. Или на каникулы.

      – Тебе когда в академию являться?

      – Ровно через десять дней.

      – Тогда зачем тянуть? Святое это дело – отцовской могиле поклониться. Особенно перед таким рубежом, как академия. Понятно – нет?

      Капитан не ответил. Он уложил орден в красную коробочку и, закрыв крышку, забарабанил по ней пальцами.

      Но стука его пальцев по коробочке мы не услышали, потому что в этот момент зазвучал лязг винтовок, взятых к ноге в три приема. И голос:

      – Взвод, смирно! Равнение на середину! Слушай перекличку. Рядовой Абрамов!

      – Я!

      – Рядовой Бесымбаев!

      – Я!

      В узком коридоре дощатого барака с запылившимися стеклами и двумя рядами трехъярусных нар был выстроен взвод маршевого батальона. Места было немного, и командиру взвода младшему лейтенанту Суслину, одетому в аккуратную гимнастерку с белоснежным подворотничком, приходилось вжиматься в проход между нарами. А во главе взвода стоял степенный усатый помкомвзвода старший сержант Гарбузенко и хрипло выкрикивал фамилии личного состава.

      – Рядовой Гусев!

      – Я! – отозвался высокий тощий солдат.

      – Пат без Паташона, – негромко, но внятно произнес стоявший в строю ефрейтор Виктор Святкин: худой, как все, но не как все разговорчивый. На его потрепанной гимнастерке с двумя полосками за ранения выделялся новенький орден Красной Звезды.

      – Рядовой Глебов! – продолжал Гарбузенко.

      – Я!

      – Иван Четвертый, – пояснил Святкин. – Но не Грозный.

      – Рядовой Кодеридзе!

      – Я!

      – Абрек, – сказал Святкин.

      – Рядовой Лавкин!

      – Я!

      – Калуга, – произнес Святкин, и стало понятно, что во взводе у каждого есть прозвище и что автор прозвищ ефрейтор Святкин.

      – Младший сержант Сайко!

      – Я, – отозвался рослый сержант, стоявший на правом фланге.

      – Ванька Первый, – уважительно отметил Святкин.

      – Ефрейтор Святкин!

      – Я! – гаркнул Святкин. И добавил: – Можно просто – Сват.

      – Рядовой Хабанеев!

      – Я!

      – Хабанера, – отметил Святкин.

      – Отставить! – крикнул Суслин и, ткнув пальцем в Святкина, приказал: – Ефрейтор Сват… то есть