Аты-баты, шли солдаты. Борис Васильев

сказала Валентина Ивановна. – Сперва болела долго, потом вроде как поздно было. Виновата, конечно, очень я виновата.

      Прошла к иконе Божьей Матери, что висела в красном углу, достала из-за нее пожелтевший солдатский треугольник.

      – Варваре Святкиной, – прочитала она и протянула письмо капитану.

      Константин развернул треугольник, а читать не мог: строчки прыгали перед глазами. Отдал Анне:

      – Прочитай, Аня.

      – «Здравствуй, Варюха моя…» – начала читать Анна.

      – Это мама, – зачем-то пояснил Константин. – Мама моя.

      – «Пишу тебе, потому что сегодня мне двадцатка стукнула. И такого дня у меня еще не было. Я ведь беспризорничком родился, какие там дни рождения. Шамовки перехватил, морду не набили – уже праздничек. А тут ребята – ну все, Варюха, весь наш боевой взвод – загоношились и гульнули. И так все хорошо было, Варя, весело, дружно. И все речи толкали.

      Все больше о том, как после войны жить будем. И еще насчет детей, конечно, разговор был. Ты себя, Варюха, береги, слышишь? Ты же в мамы готовишься. Уж как-нибудь прохарчись маленько. Родишь сына – Костей назови. Мне это имя очень даже нравится. И смотри, Варюха, если не вернусь, расти так его, чтоб человек вышел, а не дешевка какая. Думаю о тебе, денечки наши считаные вспоминаю и целую, как умею. Твой Витька Святкин».

      Все молчали. Константин вскочил неожиданно:

      – Мне позвонить надо. Домой. Срочно.

      – В конторе есть телефон, – сказала Анна. – Я провожу. Извините, мы скоро вернемся.

      Было уже довольно поздно, но старик Илья Иванович не спал. Он сидел на кухне и занимался привычным и любимым делом: доставал из коробки свои многочисленные солдатские медали, разглядывал каждую и тихо улыбался, вспоминая что-то, ведомое только ему.

      Телефонный звонок раздался, как всегда, неожиданно, да и был неожиданным: громким и длительным. И Илья Иванович торопливо засеменил в большую комнату, где стоял телефон.

      – Слушаю, – сказал он, сняв трубку.

      Трубка молчала, и старик еще раз сказал: «Слушаю вас». И тогда трубка ответила вдруг:

      – Здравствуй, батя.

      – Что?.. – недоверчиво переспросил Илья Иванович. – Что вы сказали? Что?..

      – Здравствуй, батя, – уже громче и увереннее сказала трубка. – Это я, Константин. Ну как ты там?

      Старик хотел ответить, но не мог. Губы задергались, голос больше не слушался его.

      – Батя, ты меня слышишь? – уже с беспокойством спросил Константин. – Это я, батя.

      – Костя?.. – сдавленно переспросил Илья Иванович. – Это ты, да? Ты это звонишь?

      – Я, батя, я.

      – А Люба спит. Разбудить?

      – Ты мне сейчас нужен, а не Люба, – сказал Константин. – Свинья я у тебя, но ты уж прости меня. Прости, батя.

      Илья Иванович молчал. По лицу его вдруг медленно потекли слезы, но он не замечал их и – улыбался.

      – Батя, чего замолчал? – встревожился Константин. – Слышишь меня?

      – Слышу.

      – Скажи Любе, чтоб три билета на Москву заказывала. Три, понял?

      Из спальни вышла заспанная