Твой последний шазам. Ида Мартин

не перестаю с тобой разговаривать.

      – Мы не разговариваем из-за того, что, пока ссорились, успели наговорить друг другу много неприятных вещей.

      – Но если ты знаешь, что говорила неприятное, и папа про себя это знает, то почему вам просто не извиниться друг перед другом, и все?

      – Потому что каждый из нас считает, что он прав.

      – Но помириться же важнее, чем быть правым.

      – Когда как. Иногда человек так сильно заблуждается, что ты перестаешь понимать его, а потом и любить.

      Утром я проснулась внезапно. Будто почувствовала. Окно было приоткрыто, и в комнату проникали оживленные звуки летней улицы: воркование голубей, шуршание подошв об асфальт, хлопанье дверей, тихий гул заведенной возле подъезда машины, негромкие голоса. Услышав которые, я резко вскочила и бросилась к окну.

      Макс закидывал в багажник рюкзаки. Артем сидел за рулем.

      На часах было девять. Я вспомнила, что Макс договаривался с ребятами отправиться на какую-то стройку. Но Артем никуда не собирался. Он планировал остаться здесь. Со мной.

      Я торопливо натянула джинсы и, оставшись в спальной майке, кинулась на улицу.

      Макс уже запрыгнул в машину, а Артем, увидев меня, нарочно дал подойти ближе и затем тронулся.

      Я крикнула: «Подожди!», но он ускорился. Макс опустил стекло, высунулся по плечи и развел руками, мол, ничего не может поделать. Я пробежала еще несколько шагов и остановилась, недоуменно глядя им вслед.

      Вчерашняя ссора была глупая и какая-то ненастоящая, ведь, чтобы поссориться по-настоящему, нужна обида или злость, но я не чувствовала ничего похожего.

      Я вернулась домой и позвонила ему. Раз семь набрала. Наконец он ответил.

      – Ты хотела, чтобы я занялся делом? Я занялся. Обычно я так не поступаю. Обычно сразу посылаю. Так что ты, Витя, первая девушка, которую я послушал. Радуйся.

      – Но Артем, я же говорила не о том. Останься, пожалуйста. Я тут умру одна.

      – От этого еще никто не умирал.

      – Хочешь, я расскажу, с кем разговаривала?

      – Расскажешь, когда вернусь.

      – А когда ты вернешься?

      – Недели через три, а может через месяц. Все. Пока.

      Стоило перезвонить, но я вряд ли смогла бы произнести хоть слово. Вместо этого написала эсэмэс:

      «Пожалуйста, прости. Я все поняла и больше никогда не заговорю ни о чем подобном».

      Ответ пришел совершенно в стиле Артема. Простой и до отчаяния лаконичный.

      «Не грусти».

      Три недели – это двадцать один день. Ровно столько нужно человеку, чтобы он приобрел ту или иную привычку или же избавился от нее.

      Через три недели наступит август, и ночи станут длинными и холодными.

      А что, если за двадцать один день мы отвыкнем и разлюбим друг друга?

      – Здравствуйте, это Вита. Артем уехал. Я все испортила. Он очень разозлился из-за того, что я не захотела рассказать ему о нашей с вами встрече. Что же мне теперь делать? – вывалила я на одном дыхании, потому что больше не могла сдерживаться.

      – Так, ну-ка успокойся, – строгим голосом