Диктатура интеллигенции против утопии среднего класса. Александр Севастьянов

* *

      ЧАСТЕНЬКО из уст наших доморощенных философов слышишь, что-де интеллигенция – сугубо российский феномен, в других странах ее якобы нет: там-де – «интеллектуалы». Мне думается, причина этой распространенной аберрации в том, что условия, в которых формировалась интеллигенция второй половины XIX в., наложили на ее облик оригинальный отпечаток. Отраженный в публицистике, художественной литературе, кинематографе, преданиях поколений, этот облик вскоре после 1917 г. превратился в ностальгический образ, исполненный былых и мнимых достоинств, в некий эталон, в сравнении с которым наш современный интеллигент как бы уже заслуживает лишь звания интеллектуала (а про зарубежных и говорить-то нечего: всегда были таковы). Среди различных черт этого «милого сердцу образа» выделяются три основных:

      – отчаянная оппозиционность по отношению к любому правительству,

      – глубокая идейность и

      – народолюбие, доходящее до народопоклонства.

      Попробуем разобраться, что же в действительности представляла собой российская интеллигенция от истоков? Как она создавалась и что с нею стало? С чем подошла она к роковому рубежу 1917 г.? Не была ли она и впрямь феноменальна? И тогда, может быть, правы те, кто обвиняет ее в деградации? Или же ее своеобразие попросту ушло вместе с условиями, его породившими, обнажив независящую от времени и места суть интеллигенции? Итак, обратимся к истории, чтобы добраться до корней «особенности» русской интеллигенции.

      К 1917 ГОДУ история русской интеллигенции насчитывала уже двести лет. Впрочем, в виде одиночек, а затем диаспоры, интеллигенция, т.е. образованные, занятые умственным трудом люди, была и в Древней Руси. Как была она в античных Египте, Греции и Риме, в средневековой Европе и т. д. Десятки и сотни тысяч ученых монахов, сочинителей и переписчиков литературы, архитекторов, художников-иконописцев, ювелиров, инженеров, врачей – населяют нашу допетровскую историю. Но только при Петре начинается массовый процесс государственного производства интеллигенции в невиданных дотоле масштабах и социально значимом количестве.

      В этом состоит первая историческая особенность русской интеллигенции: она – дитя правительства, а не длительного исторического процесса, как в Европе. В России не было вольных университетов, рассадников независимого знания, не было и иезуитских школ, коллегиумов, не подчиненных центральной государственной власти. Создание нашей интеллигенции с самого начала было подчинено сугубо практической государственной задаче: обеспечить «потребное количество» представителей умственного труда Первого порядка – инженеров, офицеров, врачей, священнослужителей, послушных абсолютизму. Размах был взят серьезный. Одновременно во всех школах обучались тысячи детей. Во второй половине XVIII в. только на территории самой России, не считая Украины, Сибири, Польских областей и т.п., насчитывалось до 317 тыс.