Музыка. Елена Крюкова

Хосподи, хлупости.

      – Я с Курска.

      – Из Курска, так надо говорить.

      Обед стоил рубль. Человек заказал два обеда, Галя попыталась что-то сказать возмущенное, он махнул на нее рукой, как на надоедливую муху.

      – Бросьте! Это копейки. Какой у вас звучный голос!

      – Я певица, – гордо сказала Галя.

      – Певица? Какая прелесть! И где вы поете?

      Официантка зло шлепала с подноса на стол щи, котлеты с картошкой, капустные салаты, чай в граненых стаканах.

      Галя опустила голову. Голый пластмассовый стол блестел, как роскошная слоновая кость.

      – Сейчас уже нигде.

      – А где пели?

      Они ели и пили, и Галя рассказывала, будто печальную арию пела. Слезы текли по ее щекам, и она неприлично, по-собачьи слизывала их языком. Мужчина слушал. Галя втихаря разглядывала его. Молодой, смазливый, до синевы выбрит, волос черный, глаза огонь, и голос красивый, приятный вкрадчивый баритон.

      – Хотите, поедем ко мне домой? Я по-хорошему. Не надо сразу думать о плохом.

      Галя стиснула на коленях, под столом, потные руки.

      – Нет!

      – Понял. Не пристаю. Хотя вы это зря. Я бы вас не укусил. И не съел. Но на нет и суда нет. Тогда другой вариант. Поехали к моей подруге?

      – К вашей… подруге?

      – Не бойтесь! Это не моя невеста и не моя любимая. Это просто моя старая подруга. Она и на самом деле старая. – Усмехнулся. – Ну не древняя старуха, конечно. Но жизнь пропахала по-пластунски. Едем?

      Вышли из кафе на улицу. Ветер мял зелень в теплых пальцах. Проспект гудел, иногда вскрикивал клаксонами, говор людей издали казался чириканьем птиц. Галя думала: будут трястись в метро. Но баритон распахнул перед нею дверцу автомобиля.

      – Прошу.

      Галя робко села, зайчишкой приподняла мордочку и пролепетала испуганно:

      – А вы меня… никуда, это… не завезете?

      – Не завезу. – Он рассмеялся. – Я не Франкенштейн.

      – Фран-ке…

      – Бросьте. Расслабьтесь. Давай на ты! Не подумай чего плохого! Что все о плохом да о плохом думаешь? Кто тебя так запугал? Церковь?

      Галя разгладила на коленях подол ситцевого платья.

      – Нет. Я вообще-то бойкая. Это вы… ты… просто такой… настойчивый.

      – Настойчивый! Ха!

      Он вел машину по Москве и хохотал, закидывая голову; хохотал вкусно, заливисто, не глядя ни на руль, ни на дорогу.

      Старуха и правда оказалась старухой. Баритон не соврал. Седые букли топорщились над висками. Галя подумала: на Баха похожа, как его на нотах рисуют, в парике и с такой же веселой улыбкой. Не Бах, а пекарь, шеф-повар ресторана «Прага». Старуха шагнула к Гале и внезапно цепко, совиной лапой, схватила ее за локоть.

      – Какая девочка! Какая…

      – Какая? – смело спросила Галя, улыбаясь почти как Бах на нотах.

      – Румяная!

      Баритон сварил на кухне кофе в джезве. Вытащил из шкафа недоеденный торт. Расставил на столе