Фабрика номер 7. Рассказы. Денис Викторович Прохор

навзрыд и совсем не скрывала своих горьких и праведных слез. Ее нос распух, а глаза стали красными. Не помогли ни салфетки, ни стакан с водой, налитый из стеклянного графина, ни утешения Ангелины Степановны Засосайкиной, ни медвежьи косолапые потоптывания Семена Марковича Гузкина.

      – Что ты,Бубубукина…Да ты чего, Бубубукина?…Слышь, Бубубукина…Ты это брось, Бубубукина…Может коньячку хочешь? Ангелина Степановна.

      Секретарь Засосайкина огрызалась:

      – Мало вчера нализались с православным инвестором Парамоном?

      – Себе я что ли? – возмутился Гузкин. –У нее человек болеет, а она…Неси бутылку. Там початая в баре осталась.

      – Сейчас, сейчас…– Гузкин неуклюже тронул дрожащие от рыданий плечи Ксении Денисовны. Он отобрал темную бутылку и стакан у вернувшейся Засосайкиной. Быстро налил и выдохнул с удовлетворением.

      – О! Нормально так.

      Обычно Семен Маркович закусывал налаченной, до состояния гранита, челкой Ангелины Степановны, но сейчас постеснялся. Закусил первым, что попалось на глаза. Осетриным балычком, домашними шанежками, долькой лимона и, наконец, рукавом своего пиджака. После этого он протянул налитый стакан Бубубукиной.

      – Пей, Бубубукина.

      Ксения Денисовна залилась пуще прежнего, но от мэрского коньяка не отказалась. Хлопнула полный стакан и даже не заметила. Продолжила рыдать дальше и никак не могла остановиться. У такого состояния Ксении Денисовны было две причины. Вторая сидела прямо напротив нее и пыталась растянуть в дружелюбной улыбке глянцевые, бюрократические щеки. Бубубукина пришла в самое логово зверя. Сама пришла! По собственному желанию вошла в грязный, мерзкий, лживый и кровавый эпицентр сумрачного Мордора. Ксения Денисовна, не переставая плакать, немо, но убедительно, попросила еще коньяку. Но и вторые 150 ушли куда-то не туда. В новые проливные дожди из слез. К Гузкину она пришла сама! Никогда не простят ее бывший шахматист, взятый зафук в политических русских шашках Гари Каспаров. Обольет холодным презрением, если бы довелось им встретиться, однокомнатный человек с двухэтажной фамилией какой-то там Кара Мурза. А что с ней сделает, если узнает о существовании такой «продажной бездушной твари» театрально-либеральная журналистка Ксения Ларина? Съест на скудный беженский завтрак, запивая португальским мускатным. Но и сама себя Ксения Денисовна никогда не простит. За то, что лыбится прямо в ее страдающее невыносимой душевной болью лицо этот непутинский холуй и жулик Гузкин. За то что больше и пойти то не к кому! Не к кому! Внезапно Ксения Денисовна сказала твердым, не вызывающим никакой иной трактовки, голосом.

      – Гузкин! Ты должен их посадить. Всех.

      – Кого? – спросил Гузкин.

      – Этого. –шмыгнула переполненным носом Бубубукина. – Крымненашева. Его и всю его банду.

      – За что? –спрашивал дальше непонятливый Гузкин.

      – Какая разница. – разозлилась Ксения Денисовна. – Как будто ты когда-нибудь заморачивался? Подсыпь что-нибудь или подкинь. Мне тебя