Не говори никому. Беглец. Харлан Кобен

моя собака, подскочила, радостно крутя хвостом. Я потрепал ее мягкие висячие уши, она недвусмысленно посмотрела на поводок.

      – Подожди минутку, – попросил я.

      Мой ответ Хлое явно не понравился. Она укоризненно поглядела на меня – что не так-то легко, когда твои глаза почти полностью закрыты шерстью. Хлоя – бородатый колли, порода, которая выглядит самой «пастушеской» среди всех разновидностей колли, которых я когда-либо видел. Мы с Элизабет купили ее сразу после свадьбы. В те годы Элизабет любила собак, я – нет. Теперь люблю.

      Хлоя рухнула около входной двери, настойчиво поглядывая то на нее, то на меня.

      Дед сидел перед телевизором. Когда я вошел, он не повернул головы, хотя за происходящим на экране тоже не следил. Лицо его напоминало гипсовую посмертную маску. Единственной процедурой, которая немного оживляла маску, была смена памперса. В эти моменты губы деда разжимались, лицо становилось мягче, даже глаза наполнялись слезами. Похоже, что в этот момент его сознание ненадолго прояснялось.

      У Господа своеобразное чувство юмора.

      Сиделка оставила на кухонном столе записку: «Позвоните шерифу Лоуэллу». И номер телефона.

      Я почувствовал, как в грудной клетке заколотилось сердце. После избиения на озере у меня начались приступы мигрени, череп будто молнии пронзали. Пришлось даже лечь на обследование, и один специалист, мой студенческий приятель, сказал, что боли имеют скорее психологический, чем физиологический характер. Наверное, он прав. Вот и сейчас боль и чувство вины проснулись одновременно. Надо было увернуться от удара. Надо было отбиваться, а не терять сознание и не падать в озеро. И – самое главное – я ведь как-то собрал силы и спасся. Значит, надо было сделать то же самое и для Элизабет.

      Глупо рассуждать об этом теперь, я знаю.

      Я перечитал записку. Хлоя начала повизгивать. Я поднял палец – она умолкла и все же продолжала перебегать глазами с двери на меня и обратно.

      Я не слышал о шерифе Лоуэлле восемь лет, но до сих пор помню его сидящим около моей больничной койки, с лицом, на котором отражаются недоверие и насмешка.

      Что ему понадобилось?

      Я набрал номер. Трубку сняли после первого же звонка.

      – Спасибо, что перезвонили, доктор Бек.

      Я не очень люблю беседовать с полицией – в таких разговорах, на мой вкус, слишком много официальщины. Однако пришлось откашляться и любезно произнести:

      – Чем могу быть полезен, шериф?

      – Я на дежурстве, – ответил тот, – и хотел бы, если нет возражений, заскочить к вам.

      – Это какая-то формальность?

      – Нет, не совсем.

      Лоуэлл подождал ответной реакции. Не дождался.

      – Может, прямо сейчас? – спросил он.

      – А по какому поводу визит?

      – Я бы хотел подождать с объяснениями до…

      – А я бы лучше узнал обо всем немедленно.

      Я почувствовал, как мои пальцы крепче стиснули телефонную трубку.

      – Хорошо, доктор Бек. Понимаю вас.

      Он