Не говори никому. Беглец. Харлан Кобен

будто пытался рассмотреть что-то вдали.

      – Да.

      – И на теле?

      – Я не разглядывал тело, – раздраженно ответил тесть. – Скорее всего, да.

      – Почему вы не разглядывали тело?

      – Я был там как отец, а не как полицейский. Просто опознал ее – и все.

      – Это было нетрудно? – не унимался я.

      – Что – нетрудно?

      – Опознать ее. Вы сами сказали, она была в синяках.

      Его лицо окаменело. Он поставил стакан, и я с ужасом понял, что зашел слишком далеко. Надо было придерживаться первоначального плана и держать язык за зубами.

      – Ты действительно хочешь это услышать?

      «Нет», – подумал я. Но кивнул.

      Хойт Паркер скрестил руки на груди, закачался с пятки на носок и завел монотонным голосом:

      – Левый глаз Элизабет распух и не открывался. Нос был сломан и расплылся как шлепок цемента. Через весь лоб тянулся порез, сделанный, предположительно, открывалкой. Челюсть вывихнута и болталась на связках. На правой щеке – выжженная буква «К». Запах горелой кожи тогда еще не выветрился…

      Мой желудок сжался.

      Хойт жестко поглядел мне в глаза:

      – Хочешь знать, что было хуже всего, Бек?

      Я молча ждал.

      – Несмотря на увечья, – сказал он, – я понял, что это Элизабет, в тот же миг, когда ее увидел.

      Глава 7

      Пузырьки в шампанском лопались в такт сонате Моцарта. Звуки арфы переплетались с приглушенными голосами гостей. Гриффин Скоуп шел по залу, лавируя между черными смокингами и сверкающими вечерними платьями. Предложи людям описать Гриффина одним словом, и большинство скажет: миллиардер. Остальные, возможно, вспомнят, что он влиятельный бизнесмен, статен и высок, муж и дедушка. И еще ему исполнилось семьдесят лет. Конечно, может быть, кто-то расскажет о его привычках, генеалогическом древе и организационных способностях. Однако первым словом – в газетах, на телевидении, в разнообразных опросах – всегда будет «миллиардер».

      Миллиардер Гриффин Скоуп.

      Он родился уже богатым. Его дед в свое время стал одним из первых в Америке фабрикантов, отец приумножил капитал, сам Гриффин увеличил его многократно. Многие богатые семьи разорились в третьем поколении, но не Скоупы. Одной из причин столь невероятного благополучия были принципы воспитания наследников. К примеру, Гриффин не посещал престижной школы вроде Эксетера или Лоренсвилла, куда посылала своих отпрысков бо́льшая часть богатых семей. Его отец настоял на том, чтобы сын не только пошел в обычную, государственную школу, а еще и сделал это не в родном городе, а в лежащем неподалеку Ньюмарке. Фирма Скоупов имела там филиалы, и для Гриффина был выделен один из домов, который одноклассники наследника миллиардов считали его родным.

      В те времена восточная часть Ньюмарка не была злачным местом, в которое сейчас вряд ли сунется нормальный человек. Это был рабочий район, жили там так называемые синие воротнички – возможно, грубоватые, но отнюдь не опасные.

      Гриффин любил свой класс.

      Его школьные друзья оставались его друзьями и сейчас, пятьдесят лет спустя. Истинная преданность – редкая вещь, и Гриффин ценил ее высоко.