Не говори никому. Беглец. Харлан Кобен

себя, если захочешь встречаться с кем-то еще.

      – Я не виню. Тут другое.

      Она наклонилась ко мне:

      – Что же?

      Я хотел ответить, ради нее, и не мог. Ким смотрела на меня с ожиданием, ей так хотелось поговорить о дочери, пусть даже разговор не принесет ничего, кроме боли. Но я не имел права и лишь покачал головой.

      В двери повернулся ключ. Мы с тещей вздрогнули, как застигнутые врасплох любовники. Дверь отлетела, открытая мощным плечом Хойта Паркера. Следом ввалился и он сам, звучно выкликая имя жены, – галстук висит кое-как, рубашка помята, рукава закатаны по локоть. Войдя в прихожую, Хойт со вздохом облегчения уронил на пол тяжеленную спортивную сумку. Его мускулам мог позавидовать сам моряк Попай[5]. Когда Паркер увидел нас, сидящих на кушетке, он снова вздохнул, на этот раз более чем недовольно.

      – Как дела, Дэвид? – осведомился он.

      Мы обменялись рукопожатием. Его ручища, как всегда, была грубовато-мозолистой, а хватка чересчур мощной. Ким с извинениями покинула комнату. Мы с Хойтом с трудом выдавили из себя пару вежливых реплик, и в комнате воцарилась гнетущая тишина. Хойт Паркер никогда не любил меня. Возможно, здесь было что-то от комплекса Электры, только я всегда чувствовал, будто он относится ко мне как к божьему наказанию. Я не обижался. Его любимая девочка проводила со мной все свое свободное время. Долгие годы мы пытались преодолеть взаимную неприязнь и выработать что-то вроде дружбы. Пока Элизабет не погибла.

      Тесть винил меня в том, что случилось.

      Конечно, он не говорил ничего подобного вслух, но я видел это в его глазах. Хойт Паркер был немногословным, сильным человеком. Просто оживший стереотип американца – суровый и честный. Рядом с ним Элизабет было спокойно, он прямо излучал уверенность. Ничего не может случиться с его девочкой до тех пор, пока Папаша Хойт рядом.

      Боюсь, что со мной Элизабет не чувствовала себя в такой же безопасности.

      – Как работа? – вновь попытался завязать разговор Хойт.

      – Нормально. А ваша?

      – Через год на пенсию.

      Я кивнул, и мы опять замолчали. По дороге сюда я решил не говорить о сообщениях и обо всем, что с ними связано. Дело даже не в том, что меня могли бы счесть шизофреником. И не в том, что это разбередило бы старые раны. Я просто сам не понимал, что творится. И чем больше времени проходило, тем более нереальным казалось случившееся. Кроме того, я ни на секунду не забывал о странном предупреждении. Не говори никому… Да, я не соображал, что происходит. И мои предположения выглядели одно страшнее другого.

      Поэтому, только удостоверившись, что Ким далеко, я подвинулся поближе к Хойту и негромко сказал:

      – Могу задать вам один вопрос?

      Он не ответил, подарив взамен один из самых своих скептических взглядов.

      – Хотелось бы знать… – Я осекся. – Хотелось бы знать, какой вы увидели ее.

      – Увидел ее?

      – Я имею в виду, когда вошли в морг.

      Что-то случилось с его лицом. Как будто по монолитной стене вдруг побежали трещинки.

      – Ради

5

Моряк Попай – герой американских комиксов и мультфильмов.