Слепые земли. Андрей Малахов

мерно гудя, затворилась за его спиной. На полированной поверхности горела зеленым надпись: «К013».

      «По всей видимости номер палаты», – решил Человек, оглядываясь по сторонам. По коридору в обе стороны уходили нескончаемые ряды аналогичных дверей, но свечение от надписей был различным. Где-то символы горели красным, где-то, как и на его двери зеленым, а в большинстве огоньки и вовсе погасли.

      Наугад выбрав направление, Человек двинулся по коридору в поисках выхода. Красные и зеленые палаты были заперты, а поскольку ни ручек, ни замков на них не было, он понятия не имел, как они открываются. Герда тоже молчала. «Хорош проводник!».

      Время, проведенное в нескончаемом, окутанным мраком, коридоре тянулось вязко, неторопливо. Он давно потерял счет минутам и пройденному расстоянию, а картина перед глазами не менялась. Длинный темный коридор, двери, лампочки на них. Единственное, что не давало сбиться с пути и решить, что он ходит по замкнутому кругу – символы, на дверных плитах.

      Во рту все пересохло, а пустой желудок крутило так, будто кишки стянулись в морской узел. Шаги становились все медленнее и в конечном итоге Человек решил присесть у одной из палат с потухшим номером на двери. Ему нестерпимо захотелось заснуть, разбив перед этим гарнитуру, чтобы невидимый проводник ненароком не разбудил его.

      «Без окон, без дверей, полна горница людей», – вспомнилась ему детская загадка, и похоже пленник бесконечного коридора нашел на нее ответ.

      Он уже было прикрыл глаза, проваливаясь в сладкую дремоту, как что-то кольнуло подсознание, давая хороший пинок уставшему организму. Что-то, выбивающееся из общей монотонной картины. С трудом человек приоткрыл глаза, тупо уставившись перед собой.

      А вот и то, что привлекло его измученное подсознание. То, что заставило обессиленный, измученный жаждой и голодом организм, уставший от бесконечных плутаний по темной кишке коридора подняться и, тяжело переступая одеревеневшими ногами, двинуться вперед.

      Дверь, ведущая в палату напротив, была приоткрыта.

      ***

      По какой-то причине выдвижную панель заклинило, и она замерла в двадцати дюймах от стены, за которой натужно гудя, пыхтел неисправный механизм.

      Подойдя к проему, Человек заглянул в образовавшуюся щель.

      По ту сторону просматривалась точно такая же палата, в которой неопределенное время назад очутился он. Те же белые стены, потолок, кафель… Глаза скользнули по полу в сторону кушетки, и открывшаяся картина заставило сердце учащенно биться. Посреди палаты на больничной койке лежал человек. Точнее то, что от него осталось. Разорванная в клочья накидка, измазанная ржавыми разводами засохшей крови, и отливающее синевой перекошенное лицо с остекленевшими глазами выражало боль и ужас последних секунд жизни. Но, что больше всего поразило смотрящего, заставило отпрянуть и попятиться от жуткого места, шепча про себя забытые мозгом молитвы – конечности покойного, выдернутые из суставных сумок, они валялись тут же на полу в груде хлама и разбитого оборудования. Глаза невольно скользнули по полу, где натужно сопел