Падальщики. Книга 4. Последняя битва. Айя Сафина

аса я пишу свой путь домой.

      Мысль, как яркая вспышка света, пронзила мой истощенный мозг тридцать четыре часа назад: я смогу вернуться домой!

      Снова раздался стук из модуля «Вэньтянь». Минг Чан пытался открыть люк между модулями. Я перетянул ручку открытия люка стропами, но не думаю, что они удержат его надолго.

      Страх перед Мингом зарядил кровь остатками адреналина, хотя его количество тоже истощилось за два с половиной года пребывания на станции.

      Алгоритмы светились на мониторе цветными комбинациями, схематическими блоками, логическими диапазонами. Я читал мозг «Шэньчжоу», перешивал его, удалял ненужное и создавал новые числовые тропы, чтобы он не заплутал в бесконечном пространстве между Землей и орбитой.

      Восемьсот сорок один день на станции.

      Четыреста восемь километров до Земли.

      Восемь тонн – масса корабля.

      Три часа сорок минут – расчётное время посадки в районе немецких Альп.

      Очередной проблеск света в иллюминаторе.

      – Восемь, – выдохнул я.

      Прошло девяносто минут с предыдущего рассвета, а казалось всего пять. В нынешнем состоянии истощения мозг работает медленнее. А стук где-то за стенами модулей стал интенсивнее. Минг Чан свирепел, он знал, что я собирался свалить. Но он не собирался отпускать меня со станции. Я нужен был ему для пропитания. Как и остальные четверо тайкунавтов, что он убил.

      Восемьсот сорок один день на станции.

      Четыреста семьдесят шесть дней с момента истощения продовольственных запасов.

      Сто двадцать дней со дня убийства Нинг Энлея.

      К настоящему моменту у Минга должны были закончиться запасы тела Нинга. Теперь моя очередь послужить ему пищей.

      Все это время я питаюсь скудными ростками водорослей. Их немного, их хватает лишь на одного. За это время в полной изоляции каждый из нас выживал, как мог. Каждый делал выбор. Я выбрал водоросли, остальные – каннибализм. Теперь же остался лишь один из них. Я стараюсь не отвлекаться на шум, хотя явственно представляю, как Минг яростно избивает заблокированный люк.

      Автономный модуль «Сюньтянь», дрейфующий с телескопом на одной с нами орбите, послал мне сигнал предварительной готовности. Он помогал мне отслеживать точку посадки. Его алгоритмы тоже есть в моих формулах. Я должен успеть. Должен дописать код до момента прохода станции над точкой отстыковки корабля.

      – Девять …

      Глаза слипаются, все размыто, цифры сливаются в бесконечную зеленую массу на черном фоне. Посторонний код, вшитый в жесткий диск «Шэньчжоу», все время мелькает то тут, то там, сбивая расчеты.

      Неизвестная мне система запуска ракет со странным библейским названием искусственно вкраплена в мозг корабля, вкраплена неаккуратно, безалаберно, как будто кто-то торопился ее записать в дрова, чтобы успеть отправить на станцию. Я вырезаю все, что связано с этой системой, и кладу в отдельное файловое хранилище. Я не знаю, для чего предназначена эта система, никто не снабдил инструкциями. Ее просто послали сюда впопыхах.

      К чему? Зачем? За нами все равно так никто и не вернулся. Китайская модульная космическая станция – гордость Поднебесной, дерзкое заявление о собственной космической мощи – покинута, забыта. Мы одиноко дрейфуем в космосе почти три года, пища в отсутствие поставок с земли закончилась спустя год после последнего звонка с Земли, как бы мы ни старались ее экономить, мы стали поедать друг друга…

      Зачем я вспоминаю об этом? Затошнило…

      Соберись!

      Вдруг раздался взрыв. Станцию тряхнуло. О нет!

      Я привстал в кресле и выглянул из корабля. Напряженное молчание, стук сердца в ушах, стекающий по спине пот. И вот наконец в базовый модуль между лабораторными модулями «Вэньтянь» и «Мэньтянь» влетел безумный Минг Чан. Его глаза налились кровью, руки разбиты до костей, правая сторона тела дымилась от ожогов – видимо, ему удалось выбить крепления люка при помощи взрывной реакции. Черт! Не следовало его запирать в грузовом «Тяньчжоу», там всегда хранились реагенты для опытов, а сам Минг в далекие времена был астронавтом-физиком. Во времена, когда еще был в себе.

      Сейчас же он окончательно спятил. Он был голым и все время, что не ел плоть Нинга, летал между отсеками, разговаривая сам с собой. Я тоже говорил с самим собой. В условиях заточения на космической станции без еды, без помощи с земли, сохранить рассудок очень сложно. Мингу это не удалось.

      – Пришельцы! Пришельцы! Они везде! Убить! Их надо убить! – кричал Минг.

      Он летел ко мне с металлическим рычагом от люка в руке, грозясь разнести мой череп. Не знаю, что видел его заплутавший мозг, не знаю, что видели его затуманенные глаза, но знаю, что его охватило лишь одно желание – убить всех.

      Я быстро заперся в «Шэньчжоу», хлопнув люком и заблокировав ручку механического открытия. Времени нет. Придется импровизировать там, где не успел прописать координационный код.

      Первый удар по люку, грозный рев спятившего командира миссии. Он понимал, что