Зелёная точка на карте. Виктория Александровна Миско

и Амелия Эдуардовна слушает эти утренние звуки с наслаждением. В её возрасте нужно ценить каждую минуту, она это знает.

      90 – это срок. Из подруг никого не осталось, а заводить новые знакомства становится всё ленивее. Каждый день она ходит в единственный магазин и болтает с продавцами, отшучиваясь, что не умеет пользоваться интернет—доставкой. Хотя, конечно, кто в наше время не умеет этим пользоваться?! Но она лукавит, улыбается, потому что хочется общаться по-настоящему, как 30 лет назад.

      Молоко и готовый завтрак. Шоколадные шарики.

      Кир сел за стол и провёл рукой по мокрым волосам.

      – Как ты, ба?

      В её возрасте ему хотелось ценить каждую её минуту, быть рядом, насколько это возможно с графиком его работы.

      – Хорошо, хорошо, сынок.

      Амелия положила свою тёплую ладонь на руку внука и улыбнулась. В уголках её губ застыли морщинки. Она улыбалась всю свою жизнь, даже когда обнаружила у внука подмышкой клеща, даже когда из жизни ушёл муж, потом сын, даже сейчас.

      – Слушала новости?

      – Конечно, – протянула женщина. – Вчера приложение с электронной вышивкой обновлялось несколько часов, ничего не осталось, как включить новости.

      – И? – Кир отхлебнул молоко и посмотрела на старушку. – Что думаешь?

      – Серьёзно дело, и ничего непонятно. Никакой логики в этих пропажах. Не думаю, что кому-то это выгодно. Сначала старики, – Амелия пожала плечами, – а сейчас уже и молодые стали пропадать.

      – Логика? Думаешь, здесь должна быть какая-то логика?

      – Я врач, Кир, мне легче, когда всё логично. Сейчас вот нелегко, но я много об этом думаю.

      – Уже 30 городов.

      – И что же? Что слышно в редакции?

      – Ничего. Каждый день мы выезжаем на места исчезновений, беседуем с администрацией, Специалистами, но до сих пор ничего не знаем. Идёт 4 месяц, как эта фигня началась, а все лишь разводят руками.

      Амелия грустно улыбнулась.

      – Ты только будь осторожен, хорошо? Ты – всё, что у меня есть.

      – Если бы я знал, в чём заключается эта осторожность. Но, – Кир погладил бабушку по руке, – я буду стараться. И ты будь осторожна.

      Амелия кивнула.

      – Сегодня пойдёшь в магазин?

      – Пойду, – игриво ответила женщина и встала из-за стола, чтобы налить внуку кофе, – и не нужно смеяться.

      – Просто я не понимаю…

      – Знаю, знаю! Но я всё равно туда пойду, хочу пройтись.

      – Окей, – Кир взял чашку и внимательно взглянул на старушку. – Почему ты всегда кормишь меня на завтрак этими шоколадными шариками?

      – Завтраки – это не моё. Никогда не могу придумать, что приготовить, – отмахнулась Амелия.

      – И деда ты этим кормила?

      – И деда, и твоего отца, всех.

      – Это здорово, – заключил Кир.

      Он не помнил, чтобы дедушка или отец ели готовые сухие завтраки. Но он и их самих несильно помнил. Они оба были военными, и оба однажды не вернулись домой. Бабушка плакала, Кир – тоже, и эти слёзы он помнил лучше, чем образы двух важных мужчин