Пустая колыбель. Вера Ард

письма присылает по электронной почте. Бывает даже иной раз и я ему пишу, когда его спорное выступление услышу. Он отвечает. Не зазнался.

      – Но его же раскольником называют?

      – Да, называют. И это действительно так. Но ты знаешь, сейчас, когда мне уже столько лет и я столько в жизни видел, я не готов сказать, что он настолько уж неправ. Когда был коммунизм, служение в церкви было подвигом. Туда действительно шли люди, которые хотели нести веру и понимали, что мирских благ они не получат, этот путь не вел к богатству и почестям. Но в 90-е все изменилось. И в церковь стали приходить другие люди, с другими целями. Когда Николай после института уехал в Москву, он хотел многого. Наверно, не стоило ему в священники идти. Уж скорее в политики. Слишком пытливый у него ум. И слишком много амбиций. Это мешает служению. Но я точно помню, что он всегда был тверд в своей вере и хотел пробиться наверх, чтобы больше сделать для церкви и для людей. Изменить ее в лучшую сторону. Но не получилось. Церковь его вытолкнула. Хорошо, что сейчас много возможностей проповедовать и без церковной поддержки. Вон сколько людей его в интернете смотрят.

      Я слушала как завороженная. Когда дед замолчал, мне, наконец, удалось произнести.

      – Я и забываю иногда, что ты не просто мой дедушка. И что ты столько в жизни повидал.

      – У меня была жизнь долгая, но очень непростая. Возможно, и твой малыш будет жить долго и еще дождется своих внуков, – при этих словах дедушки к моим глазам подступили слезы. Он добавил, – А возможно, он проживет короткую счастливую жизнь в твоем животе. Не лишай его хотя бы этого. Он там уже живой. И только Господь знает, сколько ему отмерено. Ты не вправе решать за него.

      ***

      Назад в тот день мы ехали молча. Мы ушли раньше всех, сил оставаться среди празднующих родственников не было. С родителями я перекинулась лишь парой слов: «как дела, как Алина, спасибо, все хорошо» и все. Я села за руль, Олег довольно много выпил и задремал в машине. Я вышла от деда в смятении. А чего я хотела? Надеялась, что он оправдает меня и скажет: «Иди, делай аборт, ничего страшного»? Честно, да, именно этого я и хотела. Чтобы кто-то принял решение за меня. И мне не пришлось бы брать на себя ответственность. Я не хотела чувствовать себя виноватой, ни если бы мой ребенок не выжил, ни если бы я сделала аборт, а после этого нашлось лекарство. Больше всего я боялась сделать что-то неправильно.

      Когда я открыла дверь в квартиру, то сразу поняла, что что-то не так. У входа стояли две незнакомые пары обуви. Мужской. Из комнаты доносились музыка и смех. Я даже не успела разуться и с криком «Алина» бросилась в комнату к дочери. Олег, несмотря на выпитое, тоже сразу понял, что у нас гости, и побежал за мной. Мозг уже нарисовал страшную картину, как мою девочку насилуют два подонка, но все оказалось не так.

      Алина сидела на кровати вместе со своей подружкой, с которой они ходили на гимнастику. Кате было тринадцать, и ее фигура уже приобрела вполне девичьи очертания. Алина немного завидовала ей из-за этого. Сейчас моя дочь была в коротеньких шортах и облегающей майке, под которой за счет лифчика с пуш-апом отчетливо выделялась грудь. Она была ярко накрашена. Ее приобнимал