Три века спора о варягах. Летопись и варяги. Дмитрий Верхотуров

эту точку зрения? Из летописи ее нельзя было вывести, поскольку она не дает повода так считать. На первый взгляд выведение князей из Пруссии или Литвы можно было бы считать произвольным положением Ломоносова, если бы у этого представления не было предшественников. Во-первых, об этом говорит известная легенда о происхождении московских царей от брата римского императора Августа – Пруса. Во-вторых, о происхождении русских князей именно из Пруссии как об определенном факте говорится в книге шведского посла в России Петра Петрея де Эрлезунда[179]. Ссылка на это есть у Шлецера в «Несторе»[180]. Петрей с этого начинает свою книгу. Скорее всего, именно оттуда Ломоносов и взял эту точку зрения.

      В общем, получилась у Ломоносова причудливая комбинация из «Синопсиса», с выведением славян от сарматов и роксолан, их огромным могуществом и славой, со славянским происхождением конкретно призванных князей и «варягов-россов» и с заимствованием у Миллера некоторых тезисов вроде утверждения о пришлости славян, чуди и признания, что варяги были по большей части скандинавами. Надо сказать, что критика Миллера в определенной степени достигла цели и Ломоносов явно старался примирить собственные взгляды, восходящие к киевскому «Синопсису», с теми утверждениями Миллера, которые ему оспорить не получилось. Также, судя по тому, насколько кратко Ломоносов излагал древнюю историю Руси в своих работах, можно заметить, что, видимо, ему даже эти компромиссные построения казались весьма шаткими. Пуститься в более подробные объяснения означало бы навлечь на себя критику, которой трудно было бы возразить.

      Но на первый взгляд казалось, что задача защиты русского исторического нарратива от всякого «чего России предосудительного» Ломоносовым была выполнена: на Русь действительно призвали варягов княжить, только это были не шведы и не скандинавы, а особенные «варяги россы», славянского происхождения из Южной Балтики.

      Самая большая неудача Ломоносова в области истории состояла в том, что ему не удалось создать крупную историческую работу, в которой была бы создана концепция истории Руси, укладывающаяся в рамки русского исторического нарратива, и при этом она выдерживала бы научную критику. Для этого требовалась большая и тщательная работа с письменными источниками, которая ему оказалась не по силам. Кратчайшее же изложение было явно недостаточным и существенно подкрепить русский исторический нарратив не могло.

      Конспиративный реванш за поражение в споре

      Миллер после кратковременной опалы в 1750 году тем не менее довольно быстро вернул утраченные позиции и снова стал заниматься историей. В 1750 году он опубликовал первый том «Описания Сибирского царства». В 1754 году ему присвоили звание конференц-секретаря Академии наук и поручили ответственное дело – переписку с иностранными учеными, подбор профессоров для Московского университета, а также сотрудничество с Вольтером, который пожелал написать труд о царствовании Петра I. В 1755 году Миллеру также поручили

179

De Erlesunda P. Historien und Berichte von dem Großfüstertum Muschkow. Leipzig, 1620. S. 1.

180

Шлецер А.Л. Нестор. Русские летописи на древлеславянском языке. Ч. 1. СПб., 1809. С. 285.