Царь горы. Александр Кердан

критическим взглядом окинул Борисова:

      – В таком виде, Витька, тебе домой нельзя! Родители тут же побегут в школу разбираться… А оно нам зачем? Мы и так уже всё решили!

      Борисов покачал головой:

      – Не-е… мои не побегут… Отец всё время на службе, а мама как раз сегодня пошла на завод, на работу устраиваться…

      – Всё равно, пойдём ко мне. Рубашку твою постираем… – решительно заявил Царедворцев. – Не бойся, у меня тоже сейчас никого дома нет.

      Царедворцев жил на улице Сталеваров в пятиэтажном сталинском доме с башенкой.

      При входе в подъезд в каморке сидел старенький, сурового вида, вахтёр, которому Царедворцев кивнул, как равному:

      – Дмитрий Сергеевич, здравствуйте! Этот мальчик – со мной… Мы вместе учимся…

      – Здравствуйте, Николай Васильевич, – поздоровался с Царедворцевым вахтёр, окидывая Борисова цепким взглядом.

      «Сейчас спросит, откуда у меня на рубашке кровь, и вызовет милицию…» – встревожился Борисов, прикрыл рукой пятно и громко сказал вахтёру: «Здрасьте!»

      Царедворцев повлёк его за собой по лестнице наверх.

      Борисов хотел спросить, для чего в подъезде сидит вахтёр и почему он обращается к Коле по имени и отчеству, но постеснялся: «Ещё подумает, что я никогда вахтёров не видал…»

      Просторная с высокими потолками четырёхкомнатная квартира Царедворцевых располагалась на третьем этаже.

      Царедворцев открыл дверь.

      – Витька, не разувайся! Айда сразу в ванную, – предупредил он и первым двинулся по длинному коридору, застеленному ковровой дорожкой, на ходу поясняя: – Это у нас – зал. Это – комната родителей. Это – столовая, а это – моя. Но ко мне заглянем после, а сейчас займёмся тобой!

      Ванная комната располагалась отдельно и была от пола до потолка выложена разноцветной керамической плиткой.

      – Раздевайся! – распорядился Царедворцев.

      Борисов послушно снял пиджак, галстук и рубаху.

      – Вот тебе – мыло, вот – таз. Здесь – горячая вода, здесь – холодная. Кровь нужно сперва застирать холодной… – добавил Царедворцев с видом знатока. – Потом повесишь на сушилку – быстро высохнет. Давай, Витька, действуй! А я пока чайник поставлю…

      Пока сохли постиранные рубаха и галстук, они в столовой за большим столом, покрытым накрахмаленной белой скатертью, пили чай с вишнёвым вареньем и рассыпчатым домашним печеньем.

      – Вкусное печенье Елизавета Михайловна печёт! – довольно сказал Царедворцев. – Она у нас мастерица на все руки. Раньше в ресторане «Южный Урал» работала поваром, а мама её к нам переманила.

      Борисов, уплетая печенье за обе щёки, снова постеснялся спросить, кто такая Елизавета Михайловна и зачем маме Царедворцева надо было её к себе переманивать.

      После чаепития прошли в комнату Коли.

      Обилие книг в застеклённых шкафах, чёрное матовое пианино у стены, над кроватью картина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» – всё показалось Борисову необычным.

      Он любил читать, а у Коли на