Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика. Игорь Сотников

понимает).

      – Я о часах. – Поглядывая на Марту через призму часов, пока лежащих в подарочной коробке, на столе перед собой, спросил Семирамид Петрович.

      – И что тебя в них не устраивает? – уже с нотками «не трепли мне нервы Сеня» вопрошает своего, ничем ему не угодишь, муженька, Марта. Ну а Семирамид Петрович в момент и на лету схватывает все эти посылы Марты, и он, как может, смягчает свой ответ. – Так дарить часы на день рождение, говорят, плохая примета. – Говорит он.

      – И кто это говорит? – уже сурово посмотрев на своего мужа, задаётся вопросом Марта.

      – Люди. – Ничего другого не найдя у себя в памяти, сказал Семирамид Петрович.

      – Кто именно? – не выпускает из клещей Семирамида Петровича Марта.

      – А я не знаю. – Следует его ответ.

      – Вот и не ссылайся на недостоверные источники. И как не тебе это должно быть известно, что это, как минимум, не профессионально. – Ставит точку в этом разговоре Марта.

      – Что-то с этими часами всё-таки не так? – про себя подленько размышлял Семирамид Петрович, в то время как расплывался в улыбке Марте, с такой же бесхитростной улыбкой надевавшей ему на руку часы. – Я понял! – только сейчас догадался Семирамид Петрович. – Ремешок мне сразу подошёл, и не понадобилось протыкать дырки на нём. А ведь до этого, такого никогда не случалось. Но что тогда это может значить? – вопросил себя Семирамид Петрович, почувствовав, как неуютно его руке в тисках этого ремешка.

      А между тем Седьмой, вот он уже здесь, рядом с Семирамидом Петровичем и его часами, которые он ухватил свободной рукой (под мышкой другой руки находился этот чёрный ящик) и со словами: «А ну-ка, дай посмотреть», начинает вгонять Семирамида Петровича в недоступную для его разумения тревогу – он теперь и не знает, чего боится и за что переживает.

      – Небось, отвалил за них целое состояние…– Седьмой делает внимательную к Семирамиду Петровичу паузу и добавляет знаковое уточнение, которое уж точно не пришлось по нраву Семирамиду Петровичу, – своего очередного клиента. – На что Семирамид Петрович сказал бы ему, – это всё дикие инсинуации вашего воспалённого в зависти разума, который вечно находится в предубеждённом ко мне состоянии, – но он не мог не учесть того, насколько Седьмой был острым на язык человеком, и поэтому решил благоразумно промолчать.

      Ну а Седьмой на этом не заканчивает свою беседу с Семирамидом Петровичем, и он приступил к разгадке его часов и поданного им знака. – Ну так что вы, Семирамид Петрович, пытались мне таким интересным способом сказать? – вопрошает Седьмой и, не давая возможности Семирамиду Петровичу и слова сказать, начинает скорее гадать, чем на основе глубокого анализа, выдвигать гипотезы. Хотя первая выдвинутая им версия, что-то такое научное и отчасти логичное в себе умозаключала.

      – Если соединить воедино ваше недовольное выражение лица и этот ваш направленный на часы жест, то можно предположить… – здесь Седьмой внимательно