Завтра война. Александр Зорич

кораблях возможен такой шик. Одно название чего стоило: не какая-то вшивая «столовая», а «трапезная»!

      И это еще скромно. Ей-ей, она заслуживала и более громких имен. Великое Святилище Пищи или, может быть, Олимп Гурманов.

      Начать с того, что пилоты, расхаживающие по жилым отсекам в чем угодно, но только не в кителе, к обеду в трапезной обязательно переодевались по-уставному. И даже не ленились пристегнуть оружейные перевязи.

      У входа всегда несли караул два мичмана с мечами наголо и в полной парадной форме с аксельбантами. Мичманы буравили взглядом воображаемую точку прицеливания на противоположной стороне коридора, но при этом бдительности не теряли.

      Когда мы с Колей, следуя в кильватере за нашими новыми сослуживцами, впервые намеревались перешагнуть порог Великого Святилища Пищи, меч в руках одного из мичманов лег шлагбаумом поперек моей груди.

      – Только для офицерского состава, – запорным голосом робота из фильма семисотлетней давности сообщил страж еды.

      – Мы новые пилоты из эскадрильи И-02, – сказал я как можно громче.

      – Почему не в форме? – осведомился мичман.

      – Нам не успели выдать. Мы только-только из Северной Академии! – Я почти кричал.

      Расчет оправдался. На мой голос обернулся уже зашедший в трапезную Егор Кожемякин.

      – Пропусти этих двоих. Они вроде как тоже офицеры. Хотя и без патентов.

      – Без формы не положено, – не повел бровью мичман.

      – Да они, может, убьются завтра. Пусти, Володимир, а не то порчу наведу. Ты меня знаешь.

      Все это Кожемякин пробасил добродушнейшим тоном. Но что-то в лице «Володимира» дрогнуло. Он молча взял меч «на караул». Проход был свободен.

      Тогда, во время первого обеда на борту «Трех Святителей», я понял, что у службы во флоте есть кое-какие плюсы помимо общественного почета, романтики Дальнего Внеземелья и работы для настоящих мужчин. Например, работа для настоящих челюстей и желудков.

      Но когда «Три Святителя» прилетел в систему Дромадера и нас пригласили завтракать, стало ясно, что я рано радуюсь. Так кормить они нас долго не смогут. Значит, наш славный завтрак – для многих заодно и прощальный ужин.

      Как обычно, трапезная была сервирована по принципу шведского стола. На многоэтажных стеллажах, вытянувшихся вдоль стен, громоздились блюда с сыром и балыком, цыплятами табака и ростбифами, стейками и отбивными. Салаты овощные и фруктовые, жареную картофельную соломку, печеные баклажаны и прочие мелочи жизни я даже не упоминаю.

      Это все было как обычно.

      Но в придачу к «как обычно» имелись: икра севрюжья и белужья, осетрина копченая и жареная, лобстеры, печень налима, свежие ананасы и манго, радужные фиги с Андобанда и оранжевые дули с планеты Махаон, какие-то немыслимые паштетики, коньяки, традиционные вина, саке и даже…

      – …Мороженое! – радостно взвизгнул Коля. – С вишенкой!

      «Что ж они дитев понаприсылали-то», – читалось на лицах братьев Кожемякиных.

      – Это не завтрак…