И смех, и слезы, и любовь. Елена Викторовна Грабовецкая

так не хотела на работу идти, но встала пошла,воздух прохладный, с утра малозагазованный, вроде и наркоз попустил, но нет, началась вторая часть Марлезонского балета.

      Подходит ко мне наша учительница и много так мне что-то говорит, понимаю, что жалуется, достает ее из-за дочери училка истории, мол, не учит ничего дочь, примите меры. Мозг мой тут же и подсовывает исторические факты, и слова, которые так созвучны моему состоянию.

      Как интеллигентный человек, подкрепляю свое мнение цитатой авторитетной личности в политике и истории. Рассказываю о том, что Троцкий перебегал из одной партии в другую и был поочередно то одним, то другим членом, а поэтому был назван Лениным «Политической проституткой», точно, как наша история сегодня, которая раньше обслуживала одну партию членов, а теперь целую цепочку многочленов. Если бы я знала, что мой невинный рассказ послужил причиной горьких переживаний учительницы истории.

      Уже на следующей перемене, скромно потупив наркозные глазки в стол я выслушивала гневную тираду учительницы истории.

      – Вы представляете,-подняв указательный палец вверх, возмущалась она, – учитель по Художественной культуре такое говорит: «Проститутка ваша история!»

      Да, молчание золото – понимаю я, и усердно молчу весь вечер, а ночью мне снится, что болит скула, потому что меня пытают в застенках Гестапо, а я- партизанка Зоя, которая названа Таней. Но это еще не все, утром начинается третья часть марлезонского балета.

      Ранним утром под дом приезжает из какого-то дальнего села молочница. Зять приносит от нее в дом заказанный нами творог, молоко и баночку сливок. И вдруг я обнаруживаю, что творог горький, ну это, между прочим, не первый раз.Пользуясь тем, что зять забирает молочку, не пробуя, она подсовывает не ходовой товар, потом в оправдание клипает своими свинячими, бесстыжими глазками и говорит: «Та, мабуть корова полыну наилась» А тут я смелая – ну после ж наркоза: как взяла этот творог и положила нежно на прилавок.И как сказала громко: – Как вам не стыдно? Ну, в общем, прервалась многолетняя связь по сплавлению горькой брынзы и творога, правда сливки у нее были хорошие.

      И пришлось мне топать на рынок. Но только дошла до прилавка, сразу жаром обдала меня мысль: -Я же не выключила плиту, а в кастрюле, где варилась свекла, воды на донышке!Беру два продукта и молнией домой. Включаю скорость и как торпеда вперед по всем газонам напрямик только с одной мыслью:-Черт с ней с кастрюлей, да и с о свеклой, Господи, отведи пожар, хоть бы ничего не загорелось! Но, как назло, на всех газонах предательски разлеглись таблички: «Господа, извольте, не ходить по газонам». А я – не господа, я -ракета, сзади, наверное, такой пар идет, что вся улица в тумане, одежда на мне горит, фюзеляж и щеки горят а я лечу, мимо, но замечаю, что ребенок с лопаткой меня все же обгоняет. Запах гари и пожара почувствовала уже возле кофейни. Чем ближе к дому и детской площадке, тем больше сизого дыма и задумчивых мамочек с сигаретами на скамейке.

      – Ой, пустила семьи по миру, сожгла дом, держите меня люди, падаю, но все-таки бегу, так быстро, как только может раненая черепаха.