Делюн-Уранский хребет. Воспоминания, путешествия, происшествия. Фридрих Антонов

заключённые. Там были всякие, но были и такие, кому сидеть было 20 лет и более. И они даже не мечтали, что когда-нибудь выйдут на свободу. Потому, что срок этот – был, мягко говоря, не окончательным. Существовала хитрая система негласных правил, по которым тем, кому было дано 20—25 лет, как правило, на свободу не выходили.

      Конечно, из любого правила были исключения. Но существовало и правило! За время отсидки, всегда находился повод для увеличения срока заключения. А за побег, просто восстанавливался первоначальный срок. И всё! Больше 25 не давали, но и свои – 25, каждый мог заиметь всегда и пожизненно.

      Поэтому, когда наступало лето, начинались регулярные и массовые побеги. Зимой – температура минус 40, а до железной дороги 1,5—2,0 тысячи километров! Хоть выпускай всех из-под стражи! Никто никуда не побежит. А вот летом, бежали все, особенно, кому было сидеть 20 и более лет. И ведь практически все знали, что никто, никуда не убежит! Почти всех поймают! И знали также, что больше 25 лет не дадут! Вот и бежали, чтобы глотнуть, хоть глоток свободы.

      Путей было только два: либо на лодках по Витиму и Лене до Усть-Кута, либо по Мамакану и Верхней Ангаре до Байкала. А там – по Байкалу, до железной дороги. Оба пути были хорошо известны. По ним, на лето выставлялись посты и практически вся беглая братия возвращалась назад. Уходили редкие единицы. Когда в наших кинофильмах показывают, как они бегут зимой, а иногда даже без шапок (мода, взятая из голливудских боевиков). А за ними – гонятся! Это конечно, – очень интересно! (Но это – дурь собачья!)

      Зимой за ними никто и никогда не гонялся! И даже не искал! Все зимние побеги были лишь до первой ночёвки. А дальше, либо они сами приходили обмороженные, либо становились окостенелыми трупами. Зверья в тайге много. А весной медведь всё остальное прибирал без следов и остатков. А что зимой с Севера никто, никуда не бежал, зафиксировано на бытовом уровне, как аксиома, в десятках присказок и поговорок. Мало того, это отмечено даже в бардовском, околотюремном фольклоре:

      Опять зима, опять пурга!

      Придёт метелями звеня.

      Сойти с ума!

      Уйти в бега —

      Теперь уж поздно для меня!

      Побеги (у нас, во всяком случае) начинались только с наступлением лета. Да и бежали, больше для того, чтобы душу отвести! «Погулять», вырваться на свободу да напиться живой крови! Подвалит фарт – хватить водочки или изнасиловать кого-нибудь! А там, что бог даст. С золотых приисков, что почти все как один (около 10 штук) располагались вдоль реки Бодайбо, бежали до верховьев Большого Якоря. Дальше – через Витим. (Перевозила их, скорее всего, бакенщица Валько.) Жила она в зимовье, среди глухой тайги, на беглой тропе, в устье Большого Якоря. Мужа у неё не было, но рожала она регулярно, каждый год. Детей там было штук пятнадцать, причём совершенно разных и настолько непохожих друг на друга, что все только диву давались: «Откуда они взялись?»

      Не хватало там, разве что, африканцев!