Серебряные коньки. Мэри Мейпс Додж

стекло. Он так напрягал глаза, обрабатывая мелкие детали, что уже в тридцать лет был вынужден носить очки. В сорок он видел совсем плохо и едва мог писать. Ему нигде не удавалось найти такие очки, которые помогли бы ему видеть яснее. Наконец одна бедная старая немка предложила ему попробовать ее очки. Они пришлись ему как раз по глазам и помогли писать так же хорошо, как раньше.

      – Хм! – негодующе воскликнул Людвиг. – Вот это мне нравится! А как же эта старушка обходилась без очков, спрашивается?

      – Ну, – рассмеялся Питер, – возможно, у нее были другие! Во всяком случае, она уговорила художника взять ее очки. Он был так благодарен, что изобразил на картине эти очки вместе с футляром и подарил ей. А старушка отдала эту картину бургомистру, за что получила пожизненную пенсию и до конца своих дней прожила безбедно.

      – Ребята, – громким шепотом позвал Ламберт, – пойдемте посмотрим «Медвежью облаву»!

      Это была прекрасная картина работы Пауля Поттера, голландского художника XVII века, писавшего замечательные произведения еще до того, как ему исполнилось шестнадцать лет. Мальчиков она привела в восхищение, так как им понравился ее сюжет. Они равнодушно прошли мимо выдающихся произведений Рембрандта и ван дер Хельста, но восторгались одной плохой картиной ван дер Венне, изображающей морской бой между голландцами и англичанами. Потом они, совершенно очарованные, стояли перед портретом двух маленьких мальчуганов, один из которых хлебал суп, а другой ел яйцо. По мнению наших путешественников, главное достоинство этой картины заключалось в том, что мальчишка, который ел яйцо, вымазал себе рожицу желтком, к величайшему удовольствию зрителей.

      Следующей картиной, удостоившейся их внимания, было прекрасное изображение праздника святого Николааса.

      – Смотри, ван Моунен, – сказал Бен Ламберту, – до чего хорошо написано лицо этого малыша! Он как будто знает, что заслужил трепку, но надеется, что святой Николаас еще не вывел его на чистую воду. Вот такие картины мне нравятся: они как будто рассказывают целую историю.

      – Идемте, ребята! – крикнул капитан. – Уже десять часов – пора в путь!

      Они поспешили на канал.

      – Коньки на ноги!.. Готовы? Раз, два… Эй! Где же Поот?

      И правда, где же был Поот?

      В десяти ярдах[26] от них во льду только что была прорублена квадратная прорубь. Питер заметил ее и, не говоря ни слова, быстро покатил к ней.

      Остальные, конечно, последовали за ним.

      Питер заглянул в прорубь, и все заглянули в нее, потом в тревоге уставились друг на друга.

      – Поот! – крикнул Питер, снова заглядывая в прорубь.

      Полная тишина. Черная вода застыла недвижно; ее поверхность уже затягивалась ледяной пленкой.

      Ван Моунен вернулся к Бену с таинственным видом:

      – Кажется, у него когда-то был припадок?

      – О господи! Был, – ответил перепуганный Бен.

      – Ну, значит, с ним, очевидно, снова случился

26

Около 9 метров.