Большая волна в гавани. Михаил Александрович Самарский

вернувшись на прежнее место, поставил его на колени и принялся скачивать снимки с фотоаппарата.

      – Ну, давай, папарацци, посмотрим, что ты там наснимал, – улыбнулся художник.

      Пока компьютер выполнял поставленную задачу, американец откинулся на стену, с улыбкой наблюдая за товарищем.

      – Слушай, и долго ты собираешься валяться в общаге? – поинтересовался он.

      – А что я, по-твоему, должен делать? – Михаил оторвал взгляд от рисунка, его левая бровь дернулась вверх, – или ты забыл, что администрация университета устроила нам сегодня выходной?

      – Конечно, не забыл, – фыркнул Тони, – все-таки молодцы японцы. Нравится мне их традиция иногда делать дополнительный уикенд.

      – Согласен, круто, – кивнул парень, – если бы подобное сделали в России, нам бы точно эта идея пришлась по душе, мы любим отдыхать. Такого количества праздников и выходных дней, как у нас, наверное, нет ни в одной стране мира, – усмехнулся он, – а вот японцам, по-моему, они триста лет не нужны. Я слышал, только четыре процента граждан используют этот день, как выходной, остальные, как пахали, так и продолжают пахать. Они же трудоголики еще те, – со знанием дела заявил Михаил.

      – А ты не забыл, что мы сегодня идем к Йоши на вечеринку?

      – Да не забыл, – отмахнулся он с карандашом в руке, – вот только думаю, стоит идти или нет.

      – Майкл, да ты спятил? – воскликнул фотограф, – ты когда последний раз тусил у самураев в гостях?

      – Никогда, – усмехнулся он.

      Между собой молодые люди по разному называли японцев: и самураями, и панасониками, и джапанами, и нихондзинами. Но все эти эпитеты придумывались вовсе не из-за того, что они испытывали неприязнь к местному населению, а всего лишь шутки ради. Парни и друг над другом тоже бесконечно подшучивали. Тони, например, иногда называл Михаила «коза нострой» или «медведем». Он был из того числа американцев, которые до сих пор думают, что в России, по улицам городов разгуливают косолапые, мужики носят шапки ушанки и сутки напролёт играют на балалайке. Наш герой тоже не остался в долгу и тут же записал соседа в вожди краснокожих. Когда бледнолицый, светловолосый Тони услышал свое новое прозвище Чингачгук, он очень удивился: «Майкл, ты посмотри на меня, я же не имею ничего общего с индейцами, мои предки были ирландцами». Михаил тут же парировал: «То есть ты хочешь сказать, что я похож на медведя?». Американец окинул взглядом высокую мускулистую фигуру товарища и воскликнул: «Конечно, похож. Вылитый медведь и такой же здоровый. Гризли!».

      Высокий рост и крупное телосложение достались Майклу от отца, а мать наградила его оливковым цветом кожи, серо-зелеными глазами и волосами цвета вороньего крыла. Наш герой был из тех парней, кого обычно называют грозой женских сердец.

      – То-то и оно, – Тони многозначительно поднял вверх указательный палец, – русский, когда еще у нас будет возможность побывать на вечеринке японских студентов. Да я себе вовек не прощу, если вернусь в Орегон, так и не увидев, как веселится