Большая волна в гавани. Михаил Александрович Самарский

и завалился на постель. Закинув руки за голову, парень уставился в потолок. «Ехать или не ехать? – вопрос, словно назойливый комар, опять зажужжал в голове, – ну и задали они мне задачку. Жил себе спокойно, так нет же, надо было госпоже японке влезть со своей рекомендацией».

      Подумав о преподавателе, он вспомнил, что так и не закончил рисунок. Осталось буквально пару штрихов. Парень подскочил с кровати, вытащил из рюкзака блокнот с карандашом и вернулся назад. Устроился поудобней, опершись на подушку и принялся за эскиз, напрочь забыв о голодном звере в желудке. На его рисунке госпожа Кисимото выглядела немного иначе, чем в жизни. Она стояла спиной к доске, на которой были изображены иероглифы, те, что они изучали в этот день. Из-под ее короткого платья виднелись изодранные чулки, на ногах тяжелые армейские ботинки, а длинные волосы разметались в разные стороны. В одной руке она держала старинный револьвер, ствол которого смотрел вверх, и из него тянулась тонкая струйка дыма. Указательным пальцем другой руки она показывала на один из иероглифов.

      «Хоть Кей и не подала виду, но, наверняка, удивилась, когда увидела себя в таком образе», – мысленно усмехнулся парень. Прикусив губу от усердия, он продолжал рисовать, не заметив, как пролетели десять минут. Голос матери, донесшийся из кухни, напомнил ему об ужине. Он окинул взглядом законченное изображение госпожи Кисимото, подумав о том, что надо немного добавить теней, сунул карандаш за ухо, телефон и блокнот распихал по карманам шорт и вышел из комнаты. Он застал родителей за накрытым столом. В центре него стояло блюдо, на котором аппетитный цыпленок, укрытый толстым слоем пармезана, возлежал на подушке из спагетти в томатном соусе. Глядя на кулинарный шедевр, парень невольно сглотнул, а голодный звереныш снова громко напомнил о себе. Старики о чем-то беседовали, но как только Михаил появился на кухне, они тут же замолчали. При виде сына, мать потупила взгляд, суетливо поправляя тарелки и приборы, а на лице отца появилось выражение, не предвещающее ничего хорошего. Не трудно было догадаться, кому они перемывали косточки.

      – Легок на помине, – сказал Алексей Михайлович, – а мы о тебе говорим.

      – Я это понял, – ухмыльнулся парень, он подошел к нему и, глядя в глаза, протянул руку для приветствия, – надеюсь, вспоминали добрыми словами.

      – Разными, – отец ответил на рукопожатие и кивнул на стул, – присаживайся, разговор к тебе есть серьезный.

      По тону его голоса стало понятно, что отец не собирается обсуждать с ним прогноз погоды, внутреннее чутье нашептывало, что речь пойдет об учебе.

      «Да что им всем от меня надо? – мысленно воскликнул Михаил, – может, и правда надо свалить в Японию, хоть немного отдохнуть ото всех»

      – Алекс, ужин остынет, – вмешалась в разговор мать, она взяла его тарелку и стала накладывать еду, – потом пообщаетесь.

      – Ужин подождет, а курица никуда не улетит, – категорично заявил отец, бросив на нее взгляд: «молчать женщина, когда говорит мужчина».

      Она послушно замолчала и сердито посмотрела на сына. Тот откинулся на спинку