Терракотовая фреска. Альбина Скородумова

два-три дня поставить заболевшего на ноги. Но в нынешних условиях, после перехода китайской границы и размещения в пещерах Могао, когда перспективы пребывания русской армии в Китае были совсем не радужные, Кацебо затосковал. Он скучал по семье, о которой много месяцев не имел вестей, о былых подвигах во славу царя-батюшки и русского отечества, о и чем-то еще, так сильно печалившем его. Скучал и пил, пил и скучал.

      С Кацебо Ремизова связывало не то чтобы дружба, но многолетнее знакомство и служба в одном полку. Приступы меланхолии случались у каждого второго «квартиранта» пещер Могао, да и самого Ремизова порой посещали не самые веселые мысли, но только доктор вел себя так вульгарно.

      Ремизов решил взять его с собой к Немытевскому. Когда волнения мало-помалу улеглись, и появилась возможность выехать из отряда на пару дней, Ремизов отправился на переговоры с Кацебо.

      Пещера-«келья», в которой располагался доктор, была, пожалуй, самой светлой и чистой. Она разделялась на две части, в одной из которых даже имелось окно. В светлой части доктор проводил прием и осмотр больных, здесь же стояли два топчана, покрытых относительно чистыми простынями на случай карантина.

      Кацебо не ожидал прихода командира. Он сидел за столом, склонившись над листом бумаги, и что-то увлеченно писал. Ремизов кашлянул для приличия. Как только он увидел Павла Петровича, расплылся в счастливой улыбке и мгновенно смахнул листы бумаги в ящик стола.

      – Что за подарок небес! К нам пожаловал светлейший князь… – начал было витийствовать Кацебо, но Ремизов его быстро прервал.

      – Хватит, Валериан, не стоит разыгрывать очередную пьесу. Знаю, актер ты хороший, но я к тебе по другому делу.

      – Неужели, хворь какая приключилась?

      – Приключилась, но не со мной. Заболел мой старинный приятель, профессор, который гонца присылал на днях. Просил меня приехать к нему, а я все никак не мог собраться. А тут во сне его увидел. Нехороший был сон. Чувствую, что пора навестить старика. Хотел тебя пригласить прогуляться со мной, пока у нас тут все тихо-мирно…

      – А чем болен профессор? У нас с медикаментами дела неважно обстоят, но кое-что у меня припасено… на «черный день».

      – В письме он писал, что местные доктора не берутся ставить диагноз. Симптомы непонятные – болей никаких нет, а вот слабость сильная. Стакан ко рту поднести не может. Осмотрел бы ты его.

      – С превеликим удовольствием! Хоть на денек вырваться из этой добровольной тюрьмы почту за счастье. А на кого отряд оставишь?

      – Мы же ненадолго уедем, Дронов справится. Но для порядка старшим назначу поручика Качанова. Ну как, едем?

      – Конечно!

      – Завтра на рассвете и выезжаем. Захвати, на всякий случай, каких-нибудь медикаментов из запасов на «черный день».

      Поездка по степи пошла на пользу обоим. И Кацебо, измученный «пещерной» жизнью, и Ремизов, уставший от ожидания того, что же будет с их отрядом, с большим удовольствием скакали по предрассветной степи.