Василий Шуйский, всея Руси самодержец. Владислав Бахревский

«свинью». В жены себе взял дочь Данилы Романовича Галицкого, единственного русского князя, который не склонил головы перед Батыем.

      Василий Иванович прильнул к дубу-громаде телом, лаская жесткую кору ладонями.

      – Князь Андрей! Может, и ты обнимал этот дуб! Не оставь! Будь со мною и во мне!

      И струсил, сказавши это. Хитрая рыба не запутает так леску, как путала судьба жизнь Андрея Ярославича. Бился он с татарами за Русь, с царевичем Невруем, и не одолел. Далеко пришлось бегать. Новгород, убоявшись мести Батыя, не принял князя. Даже княгиню свою с детьми пришлось ему дожидаться во Пскове. Соединясь с семьей, ушел сначала в Колывань, так называли русские Таллин, а потом в Швецию. Уж только после смерти Батыя и Сартака вернулся Андрей Ярославич на родину, получил от брата Александра Суздаль, Городец, Нижний Новгород. Хоть и лишился ярлыка на великое княжение, не мстил старшему брату, не ревновал. Смолчал, когда обошли его после смерти Александра. По старшинству он наследовал стол великого князя, но татары дали ярлык менее опасному для себя Ярославу Тверскому. Через год Андрей умер, а дети его вновь испытали притеснение. Князь Юрий Андреевич получил в удел один только Суздаль. Городец и Нижний Новгород Александр Невский завешал своему сыну, посеяв вражду между двоюродными братьями и потомками. Да как судить святого? Саму славу русскую? Грех.

      Василий Иванович сел на корневище, устал от дум.

      И увидел вдруг у ног травинку с листочком, похожим на дубовый. Наклонился, а это дубок! С полмизинца! И на ростке этом лист. Настоящий дубовый лист, величиной с муравья.

      – Господи! – прошептал князь. – Расти же ты, милый, как буду расти я в службах моих. Стань, бога ради, великим дубом, и, когда заматереешь, да будет род Шуйских на царстве.

      Отходил от заветного теперь места, травы стесняясь – наступать ведь приходится, мять ее. Сказал большому дубу издали:

      – Ты храни росток! Будь милостив, храни!

8

      На Троицу, в седьмую от Пасхи неделю, девицы и молодые бабы затеялись водить хороводы. Ходили удивительно, не кругами, а змейкой. Вилась эта нарядная змейка по зеленому берегу озера, вокруг деревьев и уползла наконец в березовую рощу.

      Возле воды певицы кукушку поминали:

      Во лесу, во лесочке

      Росла трава-мурава.

      До пояса доросла,

      Березку обвяла.

      Ли, лилё, да лилё,

      Семик* да Троица.

      Мы березку завивали.

      Весну встречали,

      Кукушечку выкликали:

      – Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!

      Вокруг берез иные были песни:

      – Вы не радуйтесь, дубья, вязья.

      Радуйся, береза белая,

      Что ты белая да кудрявая,

      Ты кудрявая, моложавая.

      Идут к тебе девки красные,

      Девки красные, косы русые.

      Несут тебе песню звонкую,

      Песню звонкую, яичню вкусную!

      Из березовой рощи потекла змейка к полям-зеленям. Хоровод далеко слышно. Голоса у женщин чистые, поют ладно, эхо и то помалкивало:

      Где