Василий Шуйский, всея Руси самодержец. Владислав Бахревский

В нем оказались две серебряные двурогие вилки, два малых кубка, две ложки, два ножа. – Романею лучше из серебра пить: как рубин пламенеет.

      Агий принял кубок задрожавшей рукой, припал губами, отведывая; пил долго, закрыв глаза.

      Закусил винной ягодой, заел лепестком семги.

      – Побаловал ты меня, князь! Побаловал! Вот только не ведаю, чем я тебе пригодиться могу? Не ведаю!

      – Хорошее ты место избрал для уединения.

      – Где бы мне! Место указал твой батюшка. Не сносил бы я головы, когда б не князь Иван Андреевич… Ох, молчи, язык, молчи!

      – Не охотник я тайны выведывать, – сказал Василий Иванович, подливая вина Агию. – О батюшке хотел бы спросить, как он служил Грозному царю, как умел не прогневить Ивана Васильевича?

      – Берегся.

      – Разве другие не береглись?..

      – Разум – душе во спасение! Иван Андреевич на сажень под землей видел. Никогда без дела к великому государю на глаза не показывался, не ластился. Но уж что ему приказывали, исполнял со рвением.

      «Да как же тебя зовут?» – силился вспомнить Василий Иванович настоящее имя Агия. Агий служил отцу тайные службы.

      Вслух спросил, доставая из сумы другую бутылку романеи:

      – А очень батюшка царя боялся?

      Бывший опричник хлопнул ладонями по коленкам:

      – Право слово! Неужто не жалко на такого, как я, романею переводить?

      – Не жалко, Агий. Ты батюшке моему служил верой и правдой… От кого мне ума набраться, как не от тебя?

      – Верно, Ивану Андреевичу служил я не хуже, чем Малюта царю. Наливай, княжич! То, что содеяно, – не замолить, не запить. А все же вкусно винцо! В новгородском походе* попил я романеи. – И глянул цепким глазом на Василия Ивановича.

      Князь кушал семушку, а скушав, потер пальцы о траву: свое у него было на уме, о том и сказал:

      – Поучил бы ты меня, Агий, из лука стрелять. Помню, батюшка говаривал, что ты самого царя удивил своей меткостью.

      Агий просиял: лучник он был, каких и у крымского хана нет.

      – Я и лук прихватил, – полез в суму Василий Иванович.

      – Оставь свой лук! – махнул рукой Агий. – Из моего постреляем.

      Принес из землянки совсем игрушечный лук. Сказал ласково:

      – Малютка моя.

      Наложил на тетиву стрелку, прицелился в доску возле поленницы. Тетива взвизгнула, стрела прошла доску насквозь.

      – Ай да сила! – изумился князь.

      – Смертная! Гляди, Василий Иванович, куда надо целить да как тетиву натягивать.

      Учил, попивая винцо. Последние капли на язык стряхнул. Князь хоть и увлекся пусканием стрел, но увидел, что бутылка опустела, достал еще одну.

      – Получается! – одобрил ученика Агий. – Ты понятливый, в батюшку… Ты тоже выпей. Не спьянить же ты меня хочешь… Ох, попил я сладкой романеи… Знаешь где?

      – Ты сказал: в Новгороде.

      – В Новгороде, – согласился Агий. – А сперва я вместе с Григорием Лукьяновичем к владыке Филиппу* ездил, в Отроч-Успенский монастырь… Упаси Бог, в келии не был. К нему Григорий Лукьяныч один заходил… С час уговаривал благословить