Зарисованное лето. Оксана Алексеева

Не разочаровывай меня!

      Я выдавил:

      – Ты. Ему. Нравишься?

      – Я ему нравлюсь, – совершенно спокойно повторил он и отправился поближе к костру и шумной компании, которая стекалась в одном направлении.

* * *

      Нет, мой мир не рухнул. Просто в голове никак не укладывалась эта мысль, потому что противоречила всему, что я знал о Кирилле и нашем сообществе старых друзей. Эти рассуждения я и озвучил Сашке, когда мы под утро возвращались домой. Но он ответил:

      – Не утрируй до такой степени. И никогда не говори с ним об этом. В противном случае наживешь себе злейшего врага. Он не готов признаться ни тебе, ни мне, ни даже себе. Да он сейчас понимает в происходящем с ним меньше, чем мы с тобой, видя это со стороны.

      – Мы с тобой точно один и тот же смысл вкладываем в слово «нравиться»? – я не мог до конца уловить, что он пытается объяснить.

      Сашка усмехнулся и пожал плечами:

      – Думаю, да.

      – Ты нравишься ему… я не знаю, может, как человек? Ты интересный, необычный, вы были друзьями в детстве, и поэтому желание произвести на тебя впечатление настолько его захватило?

      – Ты так думаешь или хочешь, чтобы так было?

      Я себя никогда до сих пор не считал тем, кто упрощает понимание, чтобы было легче его принять.

      – Нет, я просто пытаюсь понять.

      – Но ты уже понял. Эта симпатия другого рода. Та самая, которая граничит с влюбленностью или страстью.

      – Бред. Я знаю Кира столько лет…

      – А он знает себя еще дольше! Поэтому ему так сложно. Конечно, он не думает: «Ах, я его хочу», «Оказывается, я гей!» или что-то в этом духе. Он не самоопределяется пока до такой степени.

      – Ты хочешь сказать, что он гей? Кто, Кир?! – Сашка сам первым произнес это слово, и оно резало слух.

      – Нет, конечно.

      Я остановился и потряс головой.

      – Теперь я вообще ни черта не понимаю!

      Сашка тоже был уже почти трезвый, и, может быть, от усталости его улыбка была какой-то невнятной, мерцающей. Как будто он хотел улыбнуться широко и не хотел улыбаться одновременно. Как будто ему было интересно продолжать эту тему, но он не был уверен, что ее нужно продолжать.

      – Никит, попробуй объяснить сам. Я не знаю, в каких словах эту мысль тебе будет понять легче.

      Я задумался надолго, и какое-то время мы шагали в тишине. Рядом с домом бабы Дуси остановились.

      – Он не влюблен в тебя, – я подбирал слова, отражающие мои внутренние рассуждения. – Пока. Он как будто примеряет это чувство. Прикладывает к себе. Но еще не готов считать его своим. Потому что признав такие эмоции в себе, он уже не сможет считать себя тем, кем был раньше. Сейчас он ни гей, ни натурал, и все будет зависеть от того, хватит ли ему стойкости полностью отказаться от этих эмоций.

      – Или смелости их принять, – усмехнулся Сашка. – Да, я думаю так же. Теперь все?

      Мне показалось, что он прямо сейчас готов распрощаться, даже с некоторым облегчением.

      – Нет! – остановил я. – Если я прав, то сам факт такой внутренней борьбы говорит