Песнь копья. Илья Крымов

громадину с прищуром.

      – Не все доживают до невольничьих рынков, госпожа, – пробубнил он. – Если раб умирает в пути, его сбрасывают в море, чтобы не началась эпидемия. Но если раб ещё не умер, хотя силы его на исходе, ждать смерти не стоит. Пока такие измученные, ослабленные ещё живы, их можно выбросить за борт во имя Великого Нага. Или…

      Грязный клинок украдкой ткнул в сторону белого орка.

      За прошедшие дни тот так и не покинул своего места. От еды, что приносил Кельвин, монстр отказывался, но порой подле него появлялись остатки сырой рыбы и пятна крови, – по ночам орк бросал в воду гарпун, привязанный верёвкой к руке. Теперь над палубой разносился такой запах, что висса то и дело забывали об осторожности и в стремительном полёте подхватывали объедки. Им это пока что сходило с когтей.

      Работорговцы задабривали Клуату рабами, которые стояли на пороге смерти. Осознав эту мысль Самшит захотела разрыдаться. Она понимала, сколь горька судьба этих несчастных существ. Вечное разложение во чреве Глубинного Владыки, на дне океана, во тьме и отчаянии.

      – Элрог, молю, сжалься над ними!

      Верховная мать опустилась на колени, сцепила руки перед собой и зажмурилась. Она молилась горячо, отчаянно, страстно, слёзы заскользили по гладким щекам. Кааш приложил ко лбу пальцы. Встал на колени сам и тоже стал молиться Пылающему как умел.

      Пара глаз тёмных и холодных как сама бездна равнодушно наблюдала за этим из-под акульего капюшона.

      Весь оставшийся день мысли о корабле работорговцев угнетали её. Самшит находила утешение в молитве и вынужденном посте. После появления на «Предвестнике» орка, она плохо принимала пищу, чем заставляла своих спутников волноваться. Нтанда говорила госпоже, что та заметно осунулась.

      – Я всё время чувствую его рядом, – отвечала Верховная мать, – и меня тошнит. По-настоящему. Его нутро… эту мерзкую сущность не описать.

      Той ночью Самшит как могла устроилась в крохотной огороженной части трюма, которая условно звалась каютой. Здесь она при свете масляного фитилька прочла молитву на сон грядущий и легла. Сон тоже давался нелегко, но близость Доргонмаура успокаивала.

      Засыпала Верховная мать долго и тяжело, а когда всё же заснула, ей приснилось, что она проснулась.

      ***

      Одно из тех сновидений, в которых сновидец понимает, что спит. Такие для Самшит были редкостью, в своих снах она просто купалась в благословенном огне.

      Во сне Самшит проснулась в пору ясного дня, когда лучики солнца пробивались сквозь щели в бамбуковых циновках, закрывавших окна. Свет слишком резко бил по глазам, она прикрыла их рукой и увидела, что на той всего три пальца; жёсткая шерсть покрывала предплечье кааша. Самшит понимала, что это неправильно, однако не удивлялась, ибо во сне удивлению места нет.

      Она лежала на тонкой лиственной подстилке почти голая, с одной лишь повязкой на чреслах. На левом её плече покоилась чужая голова, вся мохнатая с длинными острыми ушами. Женщина, тоже кааш, молодая,