Актерский тренинг по системе Георгия Товстоногова. Эльвира Сарабьян

что все это не имеет прямого отношения к актерской профессии. Однако любые поступки любых персонажей можно объяснить одной или несколькими потребностями, перечисленными выше. Потребности не только рождают мотивацию, но и способны изменить мироощущение персонажа. Маслоу пишет:

      «В качестве еще одной специфической характеристики организма, подчиненного единственной потребности, можно назвать специфическое изменение личной философии будущего. Человеку, измученному голодом, раем покажется такое место, где можно до отвала наесться. Ему кажется, что если бы он мог не думать о хлебе насущном, то он был бы совершенно счастлив и не пожелал бы ничего другого. Саму жизнь он мыслит в терминах еды, все остальное, не имеющее отношения к предмету его вожделений, воспринимается им как несущественное, второстепенное. Он считает бессмыслицей такие вещи, как любовь, свобода, братство, уважение, его философия предельно проста и выражается присказкой: «Любовью сыт не будешь». О голодном нельзя сказать: «Не хлебом единым жив человек», потому что голодный человек живет именно хлебом и только хлебом». [17]

      Все это абсолютно верно по отношению к такому персонажу, как Хлестаков. Когда он появляется во втором явлении второго действия пьесы «Ревизор», им движет именно голод:

Явление II

      Осип и Хлестаков.

      ХЛЕСТАКОВ. На, прими это. (Отдает фуражку и тросточку) А, опять валялся на кровати?

      ОСИП. Да зачем же бы мне валяться? Не видал я разве кровати, что ли?

      ХЛЕСТАКОВ. Врешь, валялся; видишь, вся склочена.

      ОСИП. Да на что мне она? Не знаю я разве, что такое кровать? У меня есть ноги; я и постою. Зачем мне ваша кровать?

      ХЛЕСТАКОВ (ходит по комнате). Посмотри, там в картузе табаку нет?

      ОСИП. Да где ж ему быть, табаку? Вы четвертого дня последнее выкурили.

      ХЛЕСТАКОВ (ходит и разнообразно сжимает свои губы; наконец говорит громким и решительным голосом). Послушай… эй, Осип!

      ОСИП. Чего изволите?

      ХЛЕСТАКОВ (громким, но не столь решительным голосом). Ты ступай туда.

      ОСИП. Куда?

      ХЛЕСТАКОВ (голосом вовсе не решительным и не громким, очень близким к просьбе). Вниз, в буфет… Там скажи… чтобы мне дали пообедать.

      ОСИП. Да нет, я и ходить не хочу.

      ХЛЕСТАКОВ. Как ты смеешь, дурак!

      ОСИП. Да так; все равно, хоть и пойду, ничего из этого не будет. Хозяин сказал, что больше не даст обедать.

      ХЛЕСТАКОВ. Как он смеет не дать? Вот еще вздор!

      ОСИП. "Еще, говорит, и к городничему пойду; третью неделю барин денег не плотит. Вы-де с барином, говорит, мошенники, и барин твой – плут. Мы-де, говорят, этаких шерамыжников и подлецов видали".

      ХЛЕСТАКОВ. А ты уж и рад, скотина, сейчас пересказывать мне все это.

      ОСИП. Говорит: "Этак всякий придет, обживется, задолжается, после и выгнать нельзя. Я, говорит, шутить не буду, я прямо с жалобой, чтоб на съезжую да в тюрьму".

      ХЛЕСТАКОВ. Ну, ну, дурак, полно! Ступай, ступай скажи ему. Такое грубое животное!

      ОСИП. Да лучше я самого хозяина позову к вам.

      ХЛЕСТАКОВ. На что ж хозяина? Ты поди сам скажи.

      ОСИП. Да, право, сударь…

      ХЛЕСТАКОВ. Ну, ступай, черт с тобой!