Шишкин и Суворов. Сергей Москвич

ротозеем шляться! Когда солдат шеей крутит – только воду мутит! Так что давай! – Прошка махнул рукой по направлению солдатского плаца. – Рад, поди, под руку самому Суворову попасть?

      Генка со вздохом кивнул. А куда деваться-то? Только на плац идти не очень хотелось. Там, как заводные, вышагивали солдаты в зеленых мундирах с обшлагами, в высоченных кожаных сапогах и с диковинного вида ружьями. Поэтому он чуть замешкался и добавил:

      – Н-не знаю! Он ведь и выпороть может! Мне бы лучше в Мангазею, за золотом…

      Но его новый наставник вдруг стал серьезным и даже посуровел:

      – Ну, нерадивому солдату и хворостины не жалко, а вот толковому – честь и хвала, понял, молодец?

      Молодец опять только кивнул. А что тут скажешь?

      – А честь, она дороже золота! – продолжал Прошка, подняв указательный палец, совсем как классная руководительница на родительском собрании. – На самом деле голову-то беречь надо, ум для солдата, он как Москва для России, главней некуда. А ты портфелем по лбу – прям умора.

      Генке не хотелось идти маршировать, он как раз за это и не любил физрука со своей физкультурой, и он тянул время.

      – Да это не я, это Женька. Ну, я ему еще в лоб-то засвечу, когда вернусь!

      Солдат встал, облизал ложку, затем миску и протер кусочком хлеба чашку из-под кваса. Генка понял, что здесь так моют посуду после еды, и проделал то же самое. Прошка одобрительно наблюдал за всем этим, а потом добродушно добавил:

      – В лоб засветить – это святое дело, мозги светлей станут! Просвещение называется! – Он вышел из-за стола и подтолкнул Шишкина к выходу. – А теперь беги на плац, там тебя Александр Васильевич уже ждет!

      – А можно я домой?

      – Не, сначала учение, а уж потом как Суворов решит! Марш отседа!

      На плац Генка побежал трусцой, да не рысью. Все-таки боязно, кругом солдаты маршируют, делают артикул ружьями и колют соломенные чучела блестящими штыками. Страшно, но жутко интересно. Он и про золото мангазейское позабыл. А тут вдали вдруг как бахнет что-то. И сразу дым клубами. Это же пушки бахают! Генка аж присел со страху. А потом достал волшебный глаз из кармана, посмотрел в дырочку, а глаз-то не работает – через дырку только солдат и видит.

      – Что ж, ты, бронзулетка противная, сломалась, я же домой хочу!

      Но глаз молчал. Пришлось Генке дальше идти, и он поспешил к группе офицеров, разодетых, как попугаи в зоомагазине, в яркие разноцветные мундиры, шапки и шляпы с перьями, и у каждого сбоку шпага в кожаных ножнах.

      – Здрасте, дяденька, – немного фамильярно проговорил он Суворову, который сидел за столом и рассматривал карты. – А вы тут главный?

      Суворов, тот самый сухонький офицерик с прутком, встал со складного стульчика, исподлобья взглянул на Генку, а потом резким голосом прикрикнул:

      – Что? Как приветствуешь командира, рекрут? – И прутик из сапога вытащил. – Еще раз!

      Генка вдруг сам собой крутнулся винтом, отпрыгнул на пару метров и, уже по-солдатски чеканя валенками шаг, подошел к столу. Здесь он отдал