Смертельное танго. Татьяна Корсакова

лучше чай?

      – Можно и чай.

      Пока Элеонора делала заказ, Селена исподтишка изучала интерьер кафе: маленькие столики, застеленные до хруста накрахмаленными скатертями, удобные стулья, тихая музыка, официанты. А она-то думала, что в кафе не бывает официантов.

      – Я закурю, не возражаешь? – Элеонора положила на стол портсигар.

      Селена не возражала. Ей просто казалось удивительным, что можно так вот запросто курить в общественном месте, да еще в таком респектабельном. В детдоме тоже курили: посудомойки, нянечки, кастелянша, даже кое-кто из воспитателей, но все прятались по углам и подсобкам, опасаясь крутого нрава Эммы Яковлевны.

      Элеонора достала из портсигара сигарету, щелкнула зажигалкой, глубоко и с удовольствием затянулась. Селена принюхалась – дым пах как-то по-особенному, очень приятно.

      Принесли заказ: чай для Селены, кофе для Элеоноры, тарелочки с пирожными, коробку шоколадных конфет.

      – Угощайся, девочка, – Элеонора приглашающе взмахнула рукой, на тонком запястье тихо звякнули браслеты.

      Селене казалось, что браслеты – это как-то по-цыгански, вульгарно и вызывающе, но на руке Элеоноры они выглядели более чем уместно. Она взяла конфету, аккуратно развернула золотистую обертку, обвела зал испуганным взглядом, точно находилась здесь на птичьих правах, а не на совершенно законных основаниях. А вдруг так оно и есть? Что она вообще знает о сидящей напротив женщине, как может ей доверять? Элеонора, словно почувствовав ее взгляд, ободряюще улыбнулась и снова стала молодой-молодой. А может, она и в самом деле была молодой, а это странное ощущение застывшего возраста из-за седых волос?

      Конфета была очень вкусной: сладость молочного шоколада, горечь миндаля. На мгновение Селена забыла, что она уже взрослая шестнадцатилетняя девушка, что ей не пристало, как маленькой, радоваться сладостям. Она даже забыла, какой разговор ее ждет…

      – Я тоже люблю шоколад, – напомнила о себе Элеонора.

      Селена поперхнулась, торопливо запила миндальную горечь обжигающе горячим чаем. Что это с ней?! Купилась на какие-то дурацкие конфеты! Перед ней сидит женщина, называющая себя ее тетей, собирающаяся рассказать ей о маме…

      – Почему она меня бросила? – Слова сами сорвались с губ. У них тоже был горький вкус.

      Очень долго Элеонора не реагировала на вопрос: молча курила и пила кофе.

      – Думаю, ты имеешь право знать, – сказала она наконец и загасила сигарету. – Твоя мама была хорошей девочкой, очень доброй, очень чуткой. Ей исполнилось семнадцать, когда это случилось.

      – Что случилось?

      – Ты ходишь по ночам? – неожиданно спросила Элеонора и уставилась на девушку своими невидящими глазами.

      Селена побледнела, мотнула головой, словно Элеонора могла видеть этот отчаянный жест.

      – Сейчас уже нет. В детстве ходила.

      – И твоя мама ходила. Я звала ее лунной девочкой. – Слепая грустно улыбнулась. – Эта ее особенность никому не доставляла хлопот. Мы жили на первом этаже, на окнах стояли решетки, так что случайно покалечиться во сне она