Смертельное танго. Татьяна Корсакова

ребят. Стая, настоящая стая… Ну да ей не привыкать!

      При ее приближении Васильева попятилась.

      – Чего тебе?! Чего уставилась?! – взвизгнула она.

      – Да так, – Селена рассеянно улыбнулась, скользнула взглядом по идеальному Яниному лицу. – Я убогая, ты прекрасная.

      – Дальше что?!

      – У тебя красивая кожа. Такая нежная, бархатистая.

      – И что?!

      – Ничего.

      – Не смотри на меня так! Слышишь?! Иван Петрович, скажите ей, чтобы не смотрела! – В голосе Васильевой билась и рвалась наружу истерика.

      – Савицкая, отойди от нее! – велел физрук.

      – Как скажете. – Селена легко, на носочках, развернулась, помахала Васильевой рукой.

      – Ведьма! – послышалось вдогонку.

      – Нежная и бархатистая, – повторила она, не оборачиваясь.

      Больше к Селене никто не цеплялся. Только Васильева бросала в ее сторону задумчиво-неприязненные взгляды. В ответ она улыбалась, шептала одними губами «нежная и бархатистая», и рука обидчицы непроизвольно тянулась к лицу.

      Глупая курица! Верит в сглаз и прочую мистическую чепуху. Ну и пусть себе верит, может, теперь оставит ее в покое. А Селене нужно спокойно подумать, разобраться с тем, что творится в душе.

      Что-то такое с ней произошло. И конфликт с Васильевой тут ни при чем. К конфликтам ей не привыкать, она вообще конфликтный человек. Тут что-то другое. И это «что-то» не дает ей дышать, заставляет сердце биться часто-часто, а руки дрожать мелкой дрожью. Это «что-то» похоже на болезнь, на самое начало болезни, когда ты еще вроде бы здорова, но по едва уловимым признакам уже понимаешь – еще чуть-чуть, и сляжешь. Точно незримый вирус поселился в крови и бродит, ищет выхода. Странный вирус… Странная болезнь…

      Селена так углубилась в самоанализ, что не заметила, как увлекательное приключение под названием «поход» подошло к концу. Отряд вернулся домой в пятницу вечером, а в ночь с субботы на воскресенье Селене устроили «темную». Она не могла видеть своих обидчиков, но каким-то шестым чувством знала каждого из них. Четыре девчонки и два парня. Впрочем, парни только держали. Били девчонки – жестоко, в полную силу…

      Она потеряла сознание, не от боли даже, а из-за панического страха задохнуться под пыльным одеялом. Утром ее, избитую, в синяках и кровоподтеках, нашел дежурный воспитатель, а днем директриса учинила старшеклассникам допрос с пристрастием.

      Никто не сознался. Селена тоже молчала: ничего не видела, ничего не слышала, ничего не помню. Ей не поверили, но в покое оставили. Чтобы наказать хоть кого-то, наказали дежурного воспитателя, за недосмотр. Васильева ходила с видом победительницы. Прохор при встрече с Селеной старательно отводил взгляд. Данила Алексеев улыбался ей вежливо-сочувственной улыбкой. А она зализывала раны и прислушивалась к творящимся в душе переменам.

      Прошло уже несколько дней, и Селена внезапно поняла, какой болезнью заболела. Поняла и испугалась. Ее болезнь обещала стать тяжелой и неизлечимой, она это чувствовала.

      А потом начались