Остров без пальм. Олег Раин

Солнечный свет загулял, заискрился, по-новому расцвечивая нашу «малахитовую шкатулку». Я вдруг представила себе, как брата высадят из джипа, как он впервые окажется в чужом доме, в незнакомой обстановке. Наверняка, заплачет. Надо ведь руки мыть, зубы чистить, а он и дома-то эти дела не очень любил. У нас на него обычно покрикивал папа, а там вместо папы окажется Бизон. И не кричать, наверное, станет, а рявкать. Все равно как на своих подчиненных. И бедный Глебушка, конечно, перепугается. Станет торопливо чистить зубки, мылить ладошки и хлюпать носом возле умывальника…

      Я и сама хлюпнула носом. Очень уж живо мне всё это представилось. И братика стало жалко прямо до колик в животе.

      – Ничего, он у меня ещё попляшет, – процедил бедный папка. – И Наталья сто раз пожалеет, что поменяла меня на эту тусклую жабу…

      – Хоть бы Глебушку не обижали, – пробормотала я. Голос опять стал противным и скрипучим, но отец меня не услышал. Мыслями он был где-то в своём воображаемом мире, где измышлялся план чудовищной мести. Но я-то знала: всё бессмысленно. Ничего он Бизону не сделает. Тот владел пятью магазинами, двумя плодовыми садами и огромным стекольным заводом. Что-то там ещё у него было, о чём мы даже не слышали, и всё это мама называла империей. Горделиво так называла. Как будто, в самом деле, готовилась принять из рук Бизона императорскую корону. Да и почему нет? Корона ей тоже очень бы подошла. И наверняка, она воображала себя золушкой, которую наконец-то заметил местный принц. То есть, её-то заметил, а нас почему-то нет.

      Мне представилась рука Бизона, тянущаяся к красивому, украшенному завитушками пирожному. Пирожным была, конечно, мама, а мы сидели на нем, точно мухи. Рука брезгливо машет, сгоняя мух, пирожное вздымается к губастому рту…

      Выскользнув с террасы, я взяла своего двухколёсного мустанга и выкатила за калитку. Оглянувшись, помахала папке рукой, но он не пошевелился, – так изваянием и продолжал сидеть за столом. Мне даже подумалось, что я машу рукой не отцу, а своему вчерашнему дню. Дню, в котором у меня было всё – родители, братик и будущее.

      ***

      Велосипед у меня был всё тот же – битый-перебитый «Салют» дамского типа – без рамы. Машинка, не сказать, чтобы лёгкая, зато с обновлёнными, почти горными колёсами. «Ш-шапованными», как говаривал Глебушка. Скорость всего одна, но тормоз надёжный – педальный. Может, есть велосипеды получше, но я привыкла к своему «Салюту». Между прочим, с ним я тоже научилась разговаривать, и он частенько мне отвечал. Честно, честно! Так оно и было! Я вообще очень понимаю людей, что разговаривают с любимыми предметами. Пусть называют таких сумасшедшими, но по мне так они – умнички! Потому что цветы от подобной душевности расцветают пышнее, деревья растут быстрее, и техника у «сумасшедших» хозяев тоже работает дольше и без поломок. Более того – я почти не сомневалась, что стоит мне разлюбить свой велосипед, сказав хоть раз бранное слово, и он тут же расстроится, а после начнет разваливаться на составные части. Только вот ничего подобного у меня