Семнадцать мгновений весны. Юлиан Семенов

«товарищ» Шелленберг, – пошутил начальник политической разведки. – Или вас больше устраивает обращение «мистер»?

      – Меня больше всего устраивает обращение «Мюллер», – сказал шеф гестапо. – Категорично, скромно и со вкусом. Я слушаю вас, дружище.

      Шелленберг прикрыл трубку телефона ладонью и посмотрел на Штирлица. Тот сказал:

      – Да. И сразу в лоб. А то он уйдет, он как лис…

      – Дружище, – сказал Шелленберг, – ко мне пришел Штирлиц, вы, может быть, помните его… Да? Тем более. Он в определенной растерянности: либо за ним следят преступники, а он живет в лесу один; либо ему на хвост сели ваши люди. Вы не помогли бы разобраться в этом деле?

      – Какой марки его автомобиль?

      – Какой марки ваш автомобиль? – снова закрыв трубку ладонью, спросил Шелленберг.

      – «Хорьх».

      – Не закрывайте вы ладонью трубку, – сказал Мюллер, – пусть возьмет трубку Штирлиц.

      – Вы что, всевидящий? – спросил Шелленберг.

      Штирлиц взял трубку и сказал:

      – Хайль Гитлер!

      – Добрый день, дружище, – ответил Мюллер. – Номерной знак вашей машины случаем не ВКР-821?

      – Именно так, обергруппенфюрер…

      – Где они сели к вам на хвост? На Курфюрстендам?

      – Нет. На Фридрихштрассе.

      – Оторвались вы от них на Ветераненштрассе?

      – Так точно.

      Мюллер засмеялся:

      – Я им головы посворачиваю – тоже мне, работа! Не волнуйтесь, Штирлиц, за вами шли не преступники. Живите спокойно в своем лесу. Это были наши люди. Они водят «хорьх», похожий на ваш… Одного южноамериканца. Продолжайте жить, как жили, но если мне, паче чаяния, спутав вас снова с южноамериканцем, донесут, что вы посещаете «Цыгойнакеллер» на Кудам, я покрывать вас не стану…

      «Цыгойнакеллер» – «Цыганский подвал» – маленький кабак, куда было запрещено ходить военным и членам партии.

      – А если мне надо там бывать по делам работы? – спросил Штирлиц.

      – Все равно, – усмехнулся Мюллер, – если хотите назначать встречи своим людям в клоаках, лучше ходите в «Мехико».

      Это был «хитрый» кабак Мюллера, в нем работала контрразведка. Штирлиц знал это от Шелленберга. Тот, конечно, не имел права говорить об этом: был издан специальный циркуляр, запрещавший посещать «Мехико-бар» членам партии и военным, поэтому наивные говоруны считали там себя в полнейшей безопасности, не предполагая, что столик прослушивается гестапо.

      – Тогда – спасибо, – ответил Штирлиц. – Если вы мне даете санкцию, я буду назначать встречи моим людям именно в «Мехико». Но если меня возьмут за жабры – я приду к вам за помощью.

      – Приходите. Всегда буду рад видеть вас. Хайль Гитлер!

      Штирлиц вернулся к себе со смешанным чувством: он в общем-то поверил Мюллеру, потому что тот играл в открытую. Но не слишком ли в открытую? Чувство меры – вопрос вопросов любой работы. В разведке – особенно. Порой даже чрезмерная подозрительность казалась Штирлицу менее безопасной, чем избыточная откровенность.

      Мюллеру.

      Совершенно