Семнадцать мгновений весны. Юлиан Семенов

усталость, но он знал, что идти он обязан своим обычным пружинистым шагом, и он так и шел – пружинисто, и на лице его была его обязательная, скептическая ухмылка. А перед глазами стояла Кэт. Живот у нее был очень большой, округлый. «К девочке, – сказала она ему как-то. – Когда живот торчит огурцом – это к мальчику, а я обязательно рожу девицу».

      – Все погибли? – спросил Штирлиц полицейского, который по-прежнему наблюдал за тем, как работали пожарные.

      – Трудно сказать. Попало под утро, было много санитарных машин…

      – Много вещей осталось?

      – Не очень… Видите, какая каша…

      Штирлиц помог плачущей женщине с ребенком оттащить от тротуара коляску и вернулся к машине.

17.2.1945 (10 часов 05 минут)

      – Мамочка! – кричала Кэт. – Господи! Мама-а-а-а! Помогите кто-нибудь!

      Она лежала на столе. Ее привезли в родильный дом контуженной: в двух местах была пробита голова. Она и кричала-то какие-то бессвязные слова: жалобные, русские.

      Доктор, принявший мальчика – горластого, сиплого, большого, сказал акушерке:

      – Полька, а какого великана родила…

      – Она не полька, – сказала акушерка.

      – А кто? Русская? Или чешка?

      – Она по паспорту немка, – ответила акушерка. – У нее в пальто был паспорт на имя немки Кэтрин Кин.

      – Может быть, чужое пальто?

      – Может быть, – согласилась акушерка. – Смотрите, какой роскошный карапуз – не меньше четырех килограммов. Просто красавец… Вы позвоните в гестапо, или попозже позвоню я?

      – Позвоните вы, – ответил доктор, – только попозже.

      «Все, – устало, как-то со стороны думал Штирлиц, – теперь я совсем один. Теперь я попросту совершенно один…»

      Он долго сидел у себя в кабинете запершись и не отвечал на телефонные звонки. Автоматически он подсчитал, что звонков было девять. Два человека звонили к нему подолгу, видимо, было что-то важное, или звонили подчиненные – они всегда звонят подолгу. Остальные были короткими: так звонит либо начальство, либо друзья.

      Потом он достал из стола листок бумага и начал писать:

      «Рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру.

      Строго секретно. Лично.

      Рейхсфюрер!

      Интересы нации заставляют меня обратиться к Вам с этим письмом. Мне стало известно из надежных источников, что за Вашей спиной группа каких-то лиц из СД налаживает контакты с врагом, зондируя почву для сделки с противником. Я не могу строго документально подтвердить эти сведения, но прошу Вас принять меня и выслушать мои предложения по этому вопросу, представляющемуся мне крайне важным и не терпящим отлагательств. Прошу Вас разрешить мне, используя мои связи, информировать Вас более подробно и предложить свой план разработки этой версии, которая кажется мне, увы, слишком близкой к правде.

      Хайль Гитлер!

      Штандартенфюрер СС фон Штирлиц».

      Он знал, на кого ссылаться в разговоре: три дня назад во время налета погиб кинохроникер из Португалии Луиш Вассерман, тесно связанный со шведами.

      Информация