Нашествие. Битва за Москву (сборник). Андрей Левицкий

Неужели вода такая холодная, это из-за купола наверно?

      – А в-вы п-почему сухой? – Кирилл принялся стаскивать куртку.

      – Не поверите, я в отсек для весел спрятался. Спрыгнул, когда они из машин своих повалили, и крышку захлопнул. Узко, но мы ж весла вытащили, места хватило. Затаился… Вверху стучат, кричат, стреляют, а я лежу ни жив ни мертв.

      – Д-да… дайте рюкзак. Т-только расстегните.

      – У вас там полотенце?

      – Ш-шмотки…

      – Растереться, растереться надо хорошо, потом уже сухое натягивать. Потом попрыгать, поприседать.

      Пока Кирилл переодевался, Яков пробежал по палубе, семеня короткими толстыми ножками, приседая над каждым телом, пытаясь нащупать пульс.

      Натянув сухую одежду, Кирилл начал притоптывать и хлопать себя по плечам. Ему все еще было очень холодно.

      – Борис, Генка, Валя, Николай Валерьевич… Все мертвы, – потерянно пробормотал Яков Афанасьевич, вернувшись к нему. – А других они с собой увели. И детей, всех. Mein Gott, mein Gott!

      – Д-детские тела есть?

      Агроном потряс головой, пригладил ладонью седые волосы, жестко топорщившиеся вокруг круглой лысины.

      – Нет, кажется, нет. Но ведь они несколько лодок своими молниями… В лодках были, думаю.

      Он пригляделся к Кириллу, который непослушными пальцами пытался застегнуть рюкзак, и добавил:

      – Да вы синий, как… Как, извините, труп. Идите за мной, у Глеба всегда с собой… Ну же, пошли, пошли!

      Схватив Кира за локоть, Яков потащил его на берег. Возле сходней лежал убитый выстрелом в спину Глеб.

      – Варханы пару минут как уехали, – говорил агроном, подходя к телеге механика. – В отсеке плохо слышно, глухо, но двигатели я уловил все же. Сначала стук ног по палубе стих, и потом укатили они, быстро так… Они вообще быстро действуют, раз-два – с ходу все, вроде уже тыщу раз подобное проделывали. Наскакивали вот так на мирных людей, кого убивали, кого с собой увозили. Ведь это ж не так легко: разобраться хотя бы в самых общих чертах, что у нас здесь к чему, отловить народ, запихнуть в машины… А у них все почти мгновенно – отработано, значит.

      Казалось, этой болтовней Яков Афанасьевич пытается отгородиться от ужасной картины, окружающей их, – около десятка мертвых мужчин и женщин на барже и в песке на берегу. Двое, которых выстрелы варханов застигли, когда они пытались нырнуть, лежали на мелководье. У Кирилла, который этих людей не знал, и то голова шла кругом, тошнота подступала к горлу, хотелось лечь на землю лицом книзу, зажмуриться, замереть… А каково было агроному, долго прожившему среди них?

      Оставив его возле телеги, Яков побежал к дымящей тарантайке. По ней явно выстрелили из электрического ружья, причем раза так три, не меньше, – «хаммер-мини» теперь напоминал взорвавшуюся изнутри консервную банку.

      Возле телеги лежала лошадь – ей картечью из дробовика разнесли череп. Кира совсем замутило, он привалился к борту, чуть не лег на телегу, вдыхая запах сена, которым было устлано днище. На сене между котомками