Похождения Тома Сойера. Марк Твен

лежал, размышляя. Внезапно ему пришло в голову, что было бы недурно заболеть; в таком случае можно будет остаться дома. Представлялась смутная возможность. Он произвел обследование собственной особы. Никакого заболевания не обнаружилось; он исследовал вторично. На этот раз ему как будто удалось обнаружить признаки рези в животе, он возложил на них все надежды, ожидая усиления. Но вскоре они ослабели, а там и совсем исчезли. Он снова погрузился в размышления. Вдруг ему удалось открыть нечто. Один из его верхних зубов шатался. Это была удача; он было собрался уже завыть, как пес на луну, по его выражению, но тут ему пришло в голову, что если он пустит в ход этот аргумент, тетка, пожалуй, вырвет зуб, а это будет больно. Итак, он решил оставить зуб про запас и поискать еще. Сначала ничего не находилось, но потом он припомнил, как один доктор рассказывал о пациенте, пролежавшем две или три недели из-за больного пальца, который чуть было не пришлось отнять. Мальчик живо сдернул одеяло и осмотрел пальцы своих ног. Но он не знал, какие признаки требуются. Как бы то ни было, ему казалось, что попробовать стоит, так что он принялся стонать с большим воодушевлением.

      Но Сид спал себе как убитый.

      Том застонал еще громче, и ему показалось, что палец в самом деле начинает болеть.

      Сид спал как ни в чем не бывало.

      Том даже из сил выбился. Отдохнув немного, он поднатужился и испустил целый ряд великолепных стонов.

      Сид знай себе храпел.

      Том рассердился. Он позвал: «Сид, Сид!» – и принялся расталкивать его. Это возымело действие, и Том снова начал стонать. Сид зевнул, потянулся, приподнялся на локте, крякнул и уставился на Тома. Том продолжал стонать. Сид сказал:

      – Том, а Том!

      Ответа не было.

      – Послушай, Том! Том! Что с тобою, Том?

      Он толкнул его и с беспокойством заглянул в лицо.

      Том простонал:

      – Ох, не толкайся, Сид. Не тронь меня…

      – Да что же с тобой, Том? Я позову тетю.

      – Нет, ни под каким видом. Может быть, это пройдет, понемногу. Не зови никого.

      – Но я должен позвать! Не стони так, Том, просто страшно. Давно это с тобой случилось?

      – Давно, уже несколько часов. Ох! О, не возись так, Сид. Ты меня убьешь…

      – Том, да что же ты не разбудил меня раньше? О, Том, перестань! Меня просто дрожь пробирает от твоих стонов. Том, что у тебя такое?

      – Я прощаю тебе все, Сид. (Стон.) Все, что ты сделал мне… Когда я умру…

      – О, Том, ты не умираешь, нет! Не надо, Том. О, не надо. Может быть…

      – Я всем прощаю, Сид. (Стон.) Скажи им это, Сид. И пожалуйста, Сид, отдай мой оконный переплет и одноглазого котенка новой девочке, которая на днях приехала, и скажи ей…

      Но Сид уже накинул платье и исчез. Теперь Том действительно страдал, – так успешно работало его воображение; стоны его выходили почти естественными.

      Сид опрометью слетел с лестницы и крикнул:

      – О, тетя Полли, идите скорей! Том умирает!

      – Умирает?!

      – Ну да!