Две недели в другом городе. Ирвин Шоу

видел, Maestro. Это великолепно. Я чуть не пустил слезу.

      Он обнял Делани и расцеловал его в обе щеки. Иногда Деспьер забавлялся тем, что вел себя как типичный француз из театральной комедии. Трое мужчин привлекли внимание компании, только что покинувшей зал.

      – Готова поспорить, это он, – услышал Джек голос девушки.

      – Ты обязан рассказать мне, что испытывал, следя за тем, как один восхитительный эпизод сменяется другим, – сказал Деспьер.

      – Ничего я тебе не скажу. – Делани вырвался из объятий Деспьера. – Не желаю об этом говорить. Я проголодался.

      Он поискал глазами такси.

      – Делани, – произнес Деспьер, – ты должен научиться быть более любезным со своими поклонниками из пишущей братии.

      Повернувшись к Джеку, он с нежностью взял его за руки.

      – Maestro, я и не подозревал, что ты был так красив в молодости. Девушки, верно, просто сходили с ума.

      Помимо французского, Деспьер владел итальянским, английским, немецким и испанским; встречаясь с Джеком в Италии, он отдавал дань местной традиции и называл его Dottore. Во Франции вместо Dottore он говорил Monsieur le Ministre, подсмеиваясь над дипломатическим статусом Джека.

      – Неужели тебя там не переполняла гордость? – Деспьер указал рукой на кинотеатр.

      – Переполняла, – согласился Джек.

      – Тебе не хочется об этом говорить? – удивился Деспьер.

      – Да, не хочется.

      – Надо же. На твоем месте я расхаживал бы по Риму с плакатами на спине и груди: «Я – тот самый Джеймс Роял».

      Деспьер был подвижен и худощав; костюм с ватными плечами, сшитый в Риме, висел на его угловатой фигуре. Крупные серые глаза блестели на болезненно-желтом, но всегда оживленном лице француза. У него был узкий насмешливый рот и короткие черные волосы, зачесанные назад по моде, родившейся в ресторанчиках Сен-Жермен-де-Пре. Определить его возраст казалось делом сложным. Джек познакомился с ним более десяти лет назад; за это время Деспьер почти не изменился. Джек догадывался, что Деспьеру около сорока лет. Он долгое время жил в Америке, и хотя Жан-Батист говорил с явно французским акцентом, его речь изобиловала американским сленгом, употребляемым всегда к месту. В годы войны он служил во французских ВВС, перед капитуляцией бежал в Англию, был штурманом в эскадрилье «Галифакс», воевавшей в России. На Запад он вернулся с больным желудком и с тех пор везде искал лекарство от язвы, не требующее отказа от алкоголя. Деспьер был преуспевающим журналистом и работал в одном из лучших французских журналов, но не вылезал из долгов – отчасти из-за присущего ему небрежного отношения к деньгам, отчасти из-за длительных периодов, когда ничего не писал. Деспьер знал, где находится сейчас тот или иной политический деятель, где расположены лучшие рестораны любого города; знал он и самых известных фотомоделей. Он везде был желанным гостем, его снабжали секретной информацией министры, высшие чиновники и кинозвезды, а он расплачивался своим остроумием и кипучей энергией. У него было на удивление