Дом, где я умер. Наталья Веселова

не скупыми мужскими, а бесполыми проливными слезами беспробудного ужаса.

      Настоящий, несомненно, мужчине принадлежавший голос положил конец возмутительному беспорядку:

      – Ну, и что у нас здесь происходит?

      Мелкий и щуплый, но даже на вид твердый, как дерево, туго-жилистый и оттого почти неподвластный времени мужчина средних лет, обладатель еще более низкого и звучного баса, чем тот, который помнил за собой Поэт в самом недалеком прошлом, непринужденно разметав смутные зеленые тени, предстал в традиционном белом халате перед страдальческим ложем. Все стихло кругом на миг, а затем послышался внятный ответ одной из медичек:

      – Вот видите, не только проснулся, но уже ходит вовсю и буянит, еле унять смогли.

      – Ладно, идите, сам разберусь, – и доктор сразу же был оставлен с больным тет-а-тет.

      Первым делом он взял совсем сомлевшего после истерики Поэта жесткими холодными ладонями за щеки и деловито оттянул ему большими пальцами нижние веки. Заглянул под них странно выпуклыми бесцветными глазами с таким вниманием, будто там заключалась вся тайна жизни и смерти.

      – Чего орали-то? – в его темно-голубой от сплошных крученых вен руке возник сияющий молоточек, тотчас заходивший вправо-влево. – Сюда смотрим. Теперь сюда. Еще раз. Так, – молоточек исчез, остались только гипнотизирующие непрозрачные глаза с обильными сливочными белкáми. – Жалуетесь на что? Болит где-нибудь, спрашиваю?

      Поэт промычал отрицательно, что абсолютно соответствовало истине.

      – Действительность полностью осознаете?

      Пациент печально гукнул в положительном смысле, но на этот раз доктору показалось мало:

      – Так не пойдет. Имя-отчество свое не забыли? Дату рождения? Профессию?

      – Стрижев… Василий Александрович… – голос свой он на сей раз узнал и сразу этим отрадным обстоятельством ободрился. – Года – девятьсот шестьдесят четвертого… Восьмого октября… Поэт я… – («Может, больше и не спросит, тогда про котельную не придется»).

      – Все точно. Только – одна тысяча, – пришел непонятный ответ.

      – А? – тоскливо переспросил Поэт.

      – Одна тысяча девятьсот… и так далее. А то ишь – еще один свидетель крещения Руси объявился, – буркнул доктор безо всякой улыбки, и пациент не решился угодливо хмыкнуть на предполагаемую шутку, а вместо этого торопливо кивнул.

      – Обстоятельства, при которых травму получили, помните? – уже мягче спросил врач.

      – И рад бы забыть, – как мог мужественно, усмехнулся больной, поддавшись на более участливый тон. – Кровищи было… Глаза еле открыл… Думал, мозги наружу… Полз – уж ни на что не надеялся… – голос все-таки предательски дрогнул.

      – Ну, ну, ну, – врач успокоительно похлопал Поэта по руке. – Мозги на своем месте остались. И работают нормально, как видите. Хуже было б, если б вы ничего не помнили. С амнезией ведь никогда не знаешь, чего ждать, а вы молодцом