Семь жен Петра, кузнеца-гинеколога. Василий Гурковский

и прошу вас, разрешите мне обратиться к вашей средней дочке, Пелагее». Мать, не понимая, в чем дело, ничего не ответила, только кивнула головой.

      Григорий повернулся к иконе, перекрестился, затем встал перед девушкой на одно колено, он и в таком положении, был с нею на одном уровне, и сказал: «Панюшка, ты меня не знаешь, но я вот весь перед тобой, и хочу спросить тебя – согласилась бы ты, перед Богом и перед людьми, стать моей законной женой? У меня нет времени на завлекания и ухаживания, поэтому, прошу тебя, ответь мне сразу, сейчас, если посчитаешь ответ нужным». Он сказал это так, что у всех присутствующих перехватило дыхание, а на глаза накатились слезы. В возникшей тишине, все услышали вздох Пелагеи: «Благословите, мама, я согласна!». Не вставая с колена, Григорий повернулся к матери, достал из кармана кольцо, протянул его Пелагее и тоже сказал: «Благословите нас мама, мы согласны оба!». Растерянная и счастливая мама, соединила их руки, обняла обоих вместе и просто сказала: «Живите, дети. Живите долго и счастливо, и всегда будьте вместе, как бы вам не было хорошо или плохо, но вместе…А мы всегда будем с вами рядом, пока нашего веку хватит»…

      Потом набежало много гостей, праздник все-таки и люди были дома, а закончилось все тем, что поздним пасхальным вечером, Григорий привез домой родного для себя человека, которого ждал всю жизнь. Вместе с женой, прибыли петух, две курицы и коза. Мама пообещала подарить еще пару поросят, когда свинья опоросится. Подарила им постельное белье, лоскутное одеяло и пару шитых ковриков под ноги.

      И пошла новая жизнь на холме. Григорий и Паня (так он её называл), прямо с весны, начали готовить себе жильё, – неприятно и тесно жить к кузнице. Они насобирали камней, выложили довольно высокий фундамент, закопали по периметру крепкие столбы, затем – сплели из лозняка стены, потолок, перестенки. Потом собрали всех родных в селе, сделали несколько замесов глины с соломой и все вместе завальковали все, что было заплетено. Когда подсохло – обмазали дом внутри и снаружи под доску, потом побелили, поставили двускатную камышовую крышу. Сложили печку. Григорий привез из города дверь и два окна, поставили, подкрасили. Домик получился на загляденье. Две комнаты, кухня, сени. Крыльцо каменное со ступеньками. Справили новоселье всей родней. Начали заводить хозяйство. Постоянно были вместе Григорий с Паней – и днем, и ночью. Дополняли один другого во всех делах. Одно было плохо – у Григория не было настоящей работы, в кузнице. Так, по мелочам. А жить – то надо…

      Вот и сегодня, за полдня, склепал одну развалившуюся лопату. Только горн зря раскочегарил…

      Поднялся, хотел уже идти в дом, там жена с обедом заждалась, а он тут со своими воспоминаниями связался…, как вдруг, где-то за версту ниже холма, со стороны Никополя, начал доноситься какой-то шум, вроде как топот копыт, крики, гиканье, за пылью не разглядишь, чего там. Через некоторое время, по дороге на холм, выехало две кареты, по шесть запряженных лошадей в каждой, в окружении большой группы верховых всадников, которые держали