Покров-17. Александр Пелевин

вот и он! – крикнул кто-то.

      Все обернулись в сторону дверей. У прохода стоял Игнатюк – запыхавшийся, с улыбкой на красном лице. Он был не один. Рядом с ним стоял, радостно размахивая хвостом, всклокоченный рыжий пес.

      – Друга вам привел, – как бы извиняясь, сказал Игнатюк. – Уцепился за мной, как хвост, я ему – иди давай отсюда, а он ни в какую. И смотрит глазищами своими, ну как тут удержаться? Покормим хоть?

      Пес вбежал в хату, обнюхал Громова, потом Селиванова, потом Пантелеева, затем сел посреди хаты и тряхнул мордой.

      – Ты какой хороший! – красноармеец Максимов соскочил с печи, наклонился к собаке, почесал за ухом.

      – Что, Игнатюк, нашел себе бабу? – ехидно протянул Пантелеев.

      – Да ты совсем с глузду съехал? – обиделся Игнатюк. – И вообще, это кобель. Вон, болтается у него…

      – Пантелеев, твои шуточки уже слишком, – строго сказал Громов. – Игнатюк, у тебя своего пайка не было, чтоб собаку накормить? Ладно, ладно… Хороший барбос.

      Наклонился, погладил по голове – пес доверчиво заскулил и снова мотнул ушами – улыбнулся, спросил ласково:

      – Что ж с хозяевами-то твоими…

      Пес снова заскулил и улегся на доски.

      Пантелеев вытащил из сидора замотанный в бумагу кусок сала, отрезал финкой кусок, подозвал свистом пса, и тот, вскочив с досок, засеменил к нему лапами.

      Съел прямо с руки, проглотил, пристально посмотрел в глаза Пантелееву, ожидая следующего куска.

      – Теперь барбос твой друг, – засмеялся Игнатюк. – Вот сам и корми.

      Селиванов смотрел на собаку и улыбался. Он любил собак. В Ленинграде у его семьи был пес по имени Альберт. Почему «был»? И сейчас есть…

      «Но далеко», – подумал Селиванов, вздохнул, почухал пса за ухом, снова улыбнулся.

      Кухня приехала только спустя час. А после обеда, ближе к закату, уже улегся ветер, и бойцы развели во дворе костер. Стали греться, снимать рукавицы, держать ладони у огня, почти не чувствуя раскаленного пламени. Позвали к костру ребят из второго отделения – у тех отсырели дрова.

      Воздух становился густым и темным, еловый лес на окраине скрылся в сумерках, и голубоватый непритоптанный снег скрипел под солдатскими валенками.

      С ними у костра сидел и пес – поближе к огню, сытый, довольный.

      На костер пришел и комвзвода лейтенант Старцев, высокий, смуглый, в плотном белом полушубке. Подошел к остальным, присел на корточки, протянул руки к языкам пламени.

      – А третье отделение где? – спросил он у Громова.

      – А вон, – тот показал пальцем в сторону крайней хаты. – Дровишек натащили, сейчас тоже обогреются.

      – Хорошо… – сказал Старцев. – Ночь, бойцы, может оказаться тяжелой. Тут теперь командный пункт дивизии. Вон там, самая большая изба, видите? Там сейчас полковник Коротков и комиссар дивизии Груданов. Всем командирам и политработникам приказано явиться вечером. Может, уже сразу ночью на Недельное пойдем.

      – Прямо ночью? – спросил Пантелеев, растирая снегом обожженные костром руки.

      – Полковник