Полудочка. Виктор Улин

й давать, – мягонько сказал ее отец Виктор. – Она на той неделе сожгла сцепление у моей «четверки», от твоего «Хаммера» оставит груду обломков.

      Элла Войтович язвительно хмыкнула.

      Ксенькин ухажер – не то Арсений, не то Аркадий – оставался невидимым на коврике в багажном отделении, где ютился всю дорогу. Несмотря на пароходную широту американского джипа, ДПС запрещала возить четверых пассажиров на заднем сиденье.

      Проблему можно было решить простейшим способом. Но Ганцев предпочитал купить в гипермаркете бутылку водки «Чайковский», нежели отдать ту же сумму сержанту в зеленом жилете за то, чтобы юный прыщавец ехал с комфортом.

      Аркадий не вызывал положительных эмоций, его уделом оставалась поза эмбриона.

      Жена Маргарита выразительно безмолвствовала.

      – «Хаммер» – не «четверка» Жигулей, – ответил Ганцев. – У автомата нет сцепления, он ничего не боится.

      – Ты ее не знаешь, дядя Слава! – возразил Войтович. – Она включит трансмиссионный тормоз на скорости сто километров в час.

      – Не болтай, Витя, – отмахнулся он. – Твоя дочь…

      – Твоя полудочка, – едко вставила Маргарита.

      –…Моя полудочка не сможет ему навредить. Скорее Луна упадет на Землю или Кальтенбруннер женится на еврейке.

      – Кто такой Кательбунер? – подал голос Арсений.

      – Подрастешь – узнаешь, – бросил Виктор.

      Ганцев нажал на тормоз, остановился и поставил автоматическую коробку переключения передач в парковочное положение.

      – Мы что, уже приехали? – поинтересовалась Элла.

      – Нет, приплыли, – ответил он. – Рита, пожалуйста, перейди назад.

      – Зачем? – недовольно уточнила жена.

      – Ксения Викторовна сядет за руль, я буду ее подстраховывать.

      – Ну ты даешь, дядя Слава, – воскликнул Войтович и добавил: – Твою мать!

      – Лучше твою, дядя Витя, – парировал Ганцев на правах владельца самого дорогого джипа. – Извини, погорячился.

      Виктор обиженно промолчал.

      С семейством и будущим зятем он ютился на правах бедного родственника и не имел права голоса.

      Ганцев сидел неподвижно, положив руку на селектор.

      – Совсем потерял голову со своей полудочкой, – раздраженно проговорила Маргарита и толкнула свою дверцу.

      В кондиционированный, поддержанный климат-контролем салон ворвался дух летнего деревенского дня.

      Пахнуло свежим навозом, подсыхающим сеном, вспаханной под озимые землей, далекими костерками – и еще чем-то, неизменно бередящим душу.

      – Не потерял, – миролюбиво возразил Ганцев. – Девчонка просит порулить, и кто же удовлетворит ее желания, если не любящий дядька!

      – Смотри, смотри, Вячеслав Константинович, – с глубоко запрятанным ядом проговорила Элла. – У Ксении Викторовны столько желаний, что как бы ты не загнулся, пытаясь их удовлетворить.

      Аркадий кашлянул, но ничего не сказал.

      – Не волнуйся, Элла Эдуардовна, – парировал Ганцев. – Я не согнусь, не такие не сгибали.

      Ксенька благодарно приникла щекой к его виску.

      Открыв водительскую дверь, он спрыгнул на землю и едва не подвернул ногу.

      В сравнении с предыдущей «Киа-Соренто» новенький красный «Хаммер» был огромен, как скала. Он казался надежным, как «Титаник», покачивающийся у стенки в Саутгемптоне – еще не знающий, что вахтенные офицеры потеряли бинокль, а марсовые матросы балуются «Белой Лошадью» и болтают о девках.

      К этой машине предстояло привыкать.

      Жизнь Вячеслава Константиновича Ганцева – сорока-с-чем-то-летнего бизнесмена, владельца процветающей компьютерной фирмы – шла вверх, вверх и только вверх.

      В нынешнем статусе следовало полагать, что через некоторое время этот брендовый джип, прибывший из Америки, станет машиной для путешествий, а по городу он будет ездить на «Шевроле Камаро» – столь же низком, сколь «Хаммер» высок.

      – Ксеня, дай руку, – позвал Ганцев, открыв заднюю дверь. – Не то расшибешься.

      Войтович-младшая перебралась через материны коленки и показалась в проеме.

      Кремовые шорты были короче трусиков его молодости.

      Тонкая белая футболка с поддельной надписью «Гоа» ничего не скрывала.

      Как и у Эллы, у Ксеньки была маленькая грудь. Но если мать носила лифчик, то дочь мелочами пренебрегала. Так делали все нынешние подростки, «полудочка» не выбивалась из разряда.

      Еще год назад девчонка находилась в состоянии, когда ее хотелось невинно гладить по головке. Этим летом Ганцев смотрел на новую Ксенькину прическу – осветленную в верхнем слое, темную в глубине – и констатировал, что она выросла. Арсений появился недаром.

      – Ловите меня, дядя Слава, – сказала Ксенька и прыгнула с высоты семьдесят пять сантиметров.

      Ганцев поймал