Перед солнцем в пятницу. Альбина Гумерова

они вместе с Виктором очень слаженно принялись за работу. Старик от этого труда в чужом доме возрадовался и расцвел, даже помолодел будто. Дарья то исчезала по дворовым делам, то вновь возвращалась к мужикам, крутилась возле них, не то желая угодить, не то понравиться Виктору. А мать ее, бывшая Григорьева любовница, глядела на них и старалась как-нибудь грубо задеть старика, задирала его всячески, но Виктор в этих обидных словах услыхал нежность и тоску по былым временам. Быть может, мать Дарьи надеялась когда-то, что Григорий с нею будет жить, а не с Марией Ивановной, а может, и до сих пор хотела этого.

      Дней десять возился Виктор с заменой труб в доме у Дарьи. С каждым новым днем Дарья была все краше – она пыталась скрыть свои старания хорошо выглядеть, но Виктор не мог не заметить, не мог не почувствовать, что Дарья желает его. И он ее тоже желал, но в доме постоянно находилась ее мать, а если и выходила, то во двор, ненадолго. И Виктор совершенно не думал о том, что скоро ему придется проститься со всеми этими людьми, ему казалось, что он всю жизнь жил и работал здесь. Дед Григорий, не смущаясь жены своей, каждый день спрашивал у Виктора, каковы у Дарьи сиськи: такие же веселые, как у матери, или иные? И всякий раз оставался разочарованным, да еще и высмеивал своего соседа за то, что тот не мужик. А Мария Ивановна с тихой радостью прислуживала им за столом – ужинали они теперь у них. Виктор только спать уходил в дом номер двадцать семь по улице Ласточкина. Перед сном он успевал подумать о том, что бесконечно счастлив здесь, что душа его, хотя и болит еще, обретает добрый крепкий покой, которого у него никогда раньше не было, и что его, покоя этого, хватит ему надолго или навсегда.

      Раз, когда он уже вернулся от соседей и собирался пораньше лечь, в окно тихонечко постучали. Выглянул – Дарья. Виктор впустил ее. Она была очень смущена.

      – Я ждала, когда стемнеет, – пояснила она, – чтобы не увидел никто. Да и Мариванну доила. Мы по очереди доим, то я, то мать. Сегодня моя очередь. Мариванна к нам обоим привыкшая.

      – Обеим.

      – Да она любому человеку даст подоить, у нее характер покладистый. Знаешь, сколько ей лет? Больше десяти. Мы ее из-за характера и держим. Вот у соседей наших – у них даже хозяйку лягает. Муж копыто заднее веревкой обвязывает и держит так, пока жена доит. А иначе нельзя. Сколько раз она у них ведро переворачивала. А вот наша Мариванна – она нет, стоит себе смирно. Только вот обиделась она на нас, что мы теленочка ее закололи. А что делать – нам деньги нужны и без мяса голодно. У меня были кое-какие сбережения – пока с мужем жила, хватило ума отложить, как в воду глядела прям, – тут Дарья слегка замялась, поняв, видимо, что про мужа упоминать не стоило, но уж слово не воробей, и она зачирикала пуще прежнего: – Я сама от него ушла, не пара мы с ним. Он поспать любит, я рано встаю…

      Вдруг Дарья мгновенно сошла с лица и обиженно добавила:

      – А вы, Виктор, не думайте, что вы бесплатно мне отопление меняете. И не думайте, что я вот так вот расплачусь! Нет! Я деньгами отдам, как нормальный человек!

      Виктору надоело, что она болтает, и он поцеловал